Оглавление


Часть первая


1.1
Эней был парубок проворный
И парень хоть куда казак,
На злое всё такой задорный,
Куда живее всех бурлак!
Но когда греки сожгли Трою,
Оставив хлам лишь за собою,
Он торбу взял и тяги дал.
Собрал кое-каких троянцев,
Осмаленных и голых ланцев,
Из Трои мигом побежал.
1.2
Соорудив поспешно чёлны,
Троянцев в них он насажал
И, бороздя крутые волны,
Куда, чёрт знает, почесал.
Юнона ж, злая сучья дочка,
Раскудкудахталась, как квочка,
Энея не любила – страх.
Давно она уже хотела,
Его чтоб душка полетела
К чертям, и чтоб и дух не пах.
1.3
Эней был очень не по сердцу
Юноне – всё её гневил.
Казался ей он горше перца –
Ведь ни о чём он не просил.
Но больше он ей не взлюбился
За то, что в Трое он родился
И мамочкой Венеру звал,
И что его покойный дядька
Парис, Приамово дитятко,
То яблочко Венере дал.
1.4
Увидела Юнона с неба,
Что пан Эней на паромах
(О том шепнула сука Геба),
Объял Юнону дикий страх.
Павлина запрягла в салазки,
Убрала прядку под повязку,
Чтоб не болталася коса,
С шнуровкой юбку нацепила,
Хлеб, соль в тарелку положила,
К Эолу мчалась, как оса.
1.5
«Здоров, Эол, мой пан и сват мой!
Ну, как здоровье? Как живёшь? –
Воскликнула, ввалившись в хату,
Юнона, – Иль гостей не ждёшь?»
Поставила тарелку с хлебом
Перед Эолом, старым дедом,
О деле начала тотчас:
«Вся на тебя надежда только!
Прошу, Энея сбей ты с толку,
Плывёт он по морю сейчас.
1.6
Ты знаешь, сладу ему нету,
Разбойник и головорез,
Побегает ещё по свету,
Прольётся много чьих-то слёз.
Пошли ты лихо что позлее,
Чтоб люди все, что при Энее,
Пропали. И чтоб он и сам...
За это ж девку чернобриву,
Смачную кралю шаловливу
Тебе я скоро ещё дам.»
1.7
«Ну-ну и ну! Вот чёрт проклятый! –
Эол, нахмурившись, сказал, –
Я б сделал всё за эту плачу,
Да ветры все пораспускал:
Борей негож лежит с похмелья,
А Нот поехал на веселье,
Зефир же, давний негодяй,
С девчатами заженихался,
А Эвр подёнщиком нанялся –
Как хочешь, так и понимай.
1.8
Но для тебя уж обещаю
Тому Энею ляпса дать,
Скорей, как можно, постараюсь
Ко всем чертям его загнатъ.
Прощай же и здорова будь.
О крале, слышь, не позабудь.
Прислать её ты поспеши.
Соврешь – на ласку не надейся,
Хоть плачь, проси, а хоть убейся,
Тогда возьмёшь с меня ты шиш.»
1.9
По зову ветры все приходят
Во двор к Эолу, и Эол
Велел паскудной быть погоде –
И на море вдруг шторм пошёл!
Всё море вдруг запузырилось,
Вода ключами забурлилась,
Эней стал словно туп и глуп:
Расплакался и разрыдался,
Задёргался и зачесался,
На темени наскрёб аж струп.
1.10
Ветрищи дуют со всей силой,
А море злобствует, ревёт,
Троянцы все заголосили,
Энея за живот берёт.
Челночки все их размотало,
И много войска тут пропало,
Набрались сразу всех ста лих!
Эней кричит тогда Нептуну.
«Тебе я в руку копу суну,
Лишь бы на море шторм утих.»
1.11
Нептун любит такие речи!
Поймав Энея голосок,
Метнулся мигом из-за печи,
Ведь копа для него – кусок!..
Проворно оседлал он рака,
Вскочил на спину, как бурлака,
И вынырнул, словно карась.
Он закричал на ветры грозно:
«Какого вам тут нужно рожна?
А ну-ка, быстро с моря слазь!»
1.12
Вот тут-то ветры спохватились
И ну все драпать по норам,
«До ляса», словно лях, пустились –
И с их на море тот бедлам.
Нептун же тотчас взял метёлку,
Подмёл всё море, как светёлку,
И солнце глянуло на свет.
Тогда Эней, как вновь родился,
Раз пять или шесть перекрестился,
Велел готовить всем обед.
1.13
Приладили досок сосновых –
То было вроде как столы –
И всякую еду без слова
Толкали в тощие утлы.
Галушки с салом туз мотали,
И гречку, и кулеш хлебали,
И брагу каждый тут тянул .
Да и горелочку хлестали,
Едва из-за столов вставали.
Кто где как смог, так и уснул .
1.14
Венера, не из худших шляла,
Проворна, враг её не взял,
Увидела, как погоняет
Эол сынка, что аж стонал,
Умылась и причепурилась
Как в воскресенье нарядилась,
Хоть танцевать в наряде тем!
Напялила чепец парчовый,
Кунтуш с усами люстриновый,
Пошла Зевесу на приём.
1.15
А Зевс как раз тянул сивуху,
Селёдкой смачно заедал.
Седьмую выпив он осьмуху,
Остатки с кварты выливал.
Пришла Венера, искривившись,
Заплакавшись и засопливившись,
И стала хлипать перед ним:
«Чем пред тобою, милый тату,
Сын заслужил такую плату ? –
Играют в свинки словно им.
1.16
Куда ему теперь до Рима?
Разве как сдохнет чёрт во рву!
Или вернётся хан до Крыма,
Иль сыч посватает сову.
На то она и есть Юнона,
Чтоб выбивать из сынка стоны!
Головушка его болит.
Если б она да не бесилась,
Умолкла и не каверзилась...
Вот ты ей сам и повели.»
1.17
Юпитер, всё допив из кубка,
Пригладил свой рукою чуб:
«Ох, доня, ты моя голубка!
Я в правде твёрдый, словно дуб.
Эней создаст большое царство
И заведёт своё там панство,
Там поселится не на год.
На барщину весь сеет погонит,
Парней он много там наплодит
Над ними будет верховод.
1.18
Заедет он к Дидоне в гости
И будет там банкетовать.
Полюбится он ей до злости
И будет чертиков пускать.
Иди, небога, и не бойся,
Ты помолись и успокойся –
Всё будет так, как я сказал.»
Венера низко поклонилась
И с праотцем своим простилась,
А он её поцеловал.
1.19
Эней очухался, проспался
И голодранцев всех созвал,
Сложился, полностью собрался
И быстро дальше почесал.
Плыл-плыл, плыл-плыл он долго, смело,
Но море ему надоело,
Он чёртом на него взирал.
«Когда б, – сказал, – погиб я в Трое,
Не видел бы сей горькой доли
И зряшно б так не штормовал.»
1.20
А после к берегу пристали
С троянством голым всем своим.
Троянцы с радости плясали,
Хоть не было и есть что им.
Но что-то там они поели,
Чтобы в пути не ослабели,
И кто куда все побрели...
Эней стал берегом слоняться
И сам не знал, куда податься,
Как глядь – и город перед ним!
1.21
В том городе жила Дидона,
А город звался Карфаген,
Умна та пани и проворна –
Ей будет мало сих имен:
Труженица и работяща,
Красива, весела, изящна,
Но вот беда – была вдова.
Как раз тогда она гуляла,
Когда троянцев повстречала,
Произнесла сии слова:
1.22
«Откуда эти гольтипаки?
Иль рыбу с Дона тут везут?
Иль, может, выходцы-бурлаки?
Куда прочане си идут?
Какой их враг сюда направил?
И кто их к городу причалил?
Ну, и ватага ж забияк!»
Троянцы все забормотали,
Дидоне низко в ноги пали,
А встав, ей говорили так:
1.23
«Мы все, как вишь, народ крещённый,
Скитаемся без талану,
Мыв Трое, знаешь, все рождённы.
Эней нас, пани, обманул:
Нам дали греки прочухана,
И самого Энёя-пана
В три шеи выгнали оттель.
Велел он нам покинуть Трою,
Уговорил всех плыть с собою.
Теперь ты знаешь, мы откель.
1.24
Помилуй, пани благородна!
Не дай погибнуть головам,
Будь милостива, будь незлобна,
Эней спасибо скажет сам.
Ты ж видишь, как мы ободрались!
Одежда, постолы порвались,
Схудели, словно в дождь щенок.
Кожухи, свиты износили,
И с голоду в кулак трубили.
Такой нам жизнь дала пинок».
1.25
Дидона горько зарыдала
И часто с белого лица
Платочком слёзы вытирала.
«Когда б, – сказала, – молодца,
Энея вашего, нашла я,
Только тогда б весёлой стала,
Тогда бы праздник был бы нам».
Тут – плюх! – Эней! Как с неба в лужу:
«Вот, вот где я, коль я вам нужен.
Дидоне поклонюсь я сам!»
1.26
Потом с Дидоною обнявшись,
Поцеловались они всмак,
За рученьки белые взявшись,
Калякали то так, то сяк.
Пошли к Дидоне в дом госпожий –
Тот дом был на дворец похожий, –
Вошли в светлицу и на пол:
Пили на радостях сивуху,
Ели с подсолнухов макуху,
Пока позвали их за стол.
1.27
Там снедь различную вкушали,
Да всё с глазуревых мисок,
А наилучшие приправы-
С кленовых новых тарелок:
Свиную голову под хреном,
Домашнюю лапшу на смену,
Потом – с подливкою индюк.
А на закуску кулеш, квашу,
Зубцы
, лемешку, путрю, кашу
И с маком – медовый шулюк!
1.28
Кубками пили всё сливянку,
Мёд, пиво, брагу и квасок,
Водку простую и калганку...
Там тлея для духу трав пучок.
Бандура горлицы бренчала,
Сопелка зуба верещала,
Дудка играла во балках,
Санжаривку скрипки играли,
Кругом девчата танцевали
В дробушках, в чёботках, в свитках.
1.29
Сестра Анюта у Дидоны
Была дивчина хоть куда!
Пригожая, стройна, проворна –
Пришла ся краля и сюда.
В червоной юбочке из байки,
В запаске, в лёгонькой фуфайке,
В монистах, лентах и в серьгах.
Кружилась в танце с выкрутасом
И пред Энеем с выхилясом
Под дудку била трепака.
1.30
Эней и сам там расходился,
Как на аркане жеребец,
Чуть не упал, так утомился,
Танцуя с Ганзей под конец.
У них под ковки цокотали,
И ляжки здорово дрожали,
Когда давали гопака.
Эней, мотню в кулак зажавши,
Солёные словца крича,
Садил лихого гайдука.
1.31
А после танцев варенухи
По чайной кружке поднесли,
И молодицы-цокотухи
Точил» балясы принялись.
Дидона крепенько подпила,
Горшок с закуской уронила,
До чёртиков все напились.
С утра до ночи прогуляли,
Там же попадали и спали.
Энея парни увели.
1.32
Эней на печь забрался спать сам,
Зарылся в просо там, где лёг.
Кто захотел, побрёл по хатам,
Кто в хлев, кто в ясли, кто под стог.
А кой-какие так хлестнули,
Что где/пали – там уснули.
Сопели, хрюкали они.
А добры молодцы сидели,
Пока аж петухи запели,
И пили все, пока могли.
1.33
Дидона рано всполошилась,
С похмелья выпила квасок,
И славно так принарядилась,
как будто танцевать в шинок.
Чепец надета бархатовый
И юбку, и корсет шелковый,
На шею – на цепи брелок;
Сапожки красные обула,
Ну, и запаску натянула,
А в руку – кружевной платок.
1.34
Эней же с хмелю как проспался,
Ухал солёный огурец.
Потом умылся и прибрался,
Как к девкам парень-молодец.
Ему Дидона, вишь, прислала,
Что от покойника осталось –
Штаны и пару чеботок,
Кафтан, сорочку из китайки,
Папаху, пояс с каламайки
И чёрный шёлковый платок.
1.35
Оделись и сошлися снова.
Перекусив, стали решать,
Как нужно лучше всё устроить,
Что́ по-вчерашнему гулять.
В душе Дидона уж признала –
Эней ей по сердцу, по нраву,
Не знала даже, как ей быть;
Точила разные балясы
И хитрые пускала лясы,
Лишь бы Энею угодить.
1.36
Придумала такие игры,
Эней чтоб веселее был,
И чтоб вертелся к ней поближе,
И горе чтоб своё забыл:
Глаза платочком завязала
И в жмурки весело играла,
Энея норовя поймать.
Эней же фазу догадался
И возле пани отирался,
Лишь бы Дидоне радость дать.
1.37
И как там только не играли!
Во что и как кто захотел:
Иные в журавля скакали,
А кто от дудочки потел.
И в хрещика и в горюдуба...
Порой таскали и за чуба,
Когда дурачились в линька.
В хлюста, в пары, в возка играли
И дамки по столу совали –
Нигде пустого уголка!
1.38
Что был ни день – у них похмелье,
Лилась горилка, как вода,
И что ни день – у них веселье,
И все пьяны, куда ни глянь,
Энею пани без оглядки,
Словно осенней лихорадке,
Внимала каждый божий день.
Троянцы были пьяны, сыты,
Обуты, полностью обшиты...
А ведь пришли голы, как пень.
1.39
Троянцы лихо там кутили.
Обворожили молодиц,
По вечеринкам все ходили,
Покой отняли у девиц.
Да и Эней самую пани
Уговорил купаться в бане,
И было там не без греха!
Она его так полюбила,
Что весь рассудок свой сгубила,
А, вишь, была ведь неплоха.
1.40
Вот так Эней жил у Дидоны,
Забыли Рим, и долг, и мать.
Тут не боялся и Юноны,
Пустившись всласть банкетовать.
Крутил Дидоной, как женою,
Жил, как за каменной стеною,
Мутил, как на селе москаль!
Ведь был не ох, какой задорный!
И ласков, и пригож, проворный,
И острый, как на бритве сталь.
1.41
Дидона и Эней возились,
Как с той селёдкой серый кот –
Гуляли, бегали, бесились,
Порою лился даже пот.
Была однажды ей работа,
Когда пошла с ним на охоту,
И в старый грот загнал их грог.
Кто знает, что они творили
(Грот находился за могилой),
Но были там только вдвоём.
1.42
Не всё идёт так быстро, гладко,
Как быстро глазом ты моргнёшь,
Или рассказываешь сказки
Или пером стихи черкнёшь...
Эней в гостях прожил немало –
Из памяти его пропало,
Куда послал его Зевес.
Два года счастливо прожил он...
Кто знает, как бы всё сложилось,
Если б не грянул гром с небес.
1.43
Юпитер как-то ненароком
С Олимпа глянул и на нас.
И Карфаген окинул оком...
А там – троянский ловелас!
Как он сердился! Раскричался –
Весь свет от крика закачался...
Ругал Энея во весь рот:
«Так вот как, сукин сын, он слушал!
Влепился в патоку, как муха,
Засел болоте, словно чёрт!
1.44
Гонца подите позовите!
Ко мне чтоб мигом он пришёл.
И настрого предупредите,
Чтоб он в пивную не зашёл.
Ведь наступает уже вечер,
А я его пошлю далече...
Ах ты гуляка! Ах, осёл!
А все Венера заправляет!
Сыночка своего толкает,
Чтоб он с ума Дидону свёл!»
1.45
Влетел Меркурий, запыхавшись,
В три рада пот по нём бежал;
Ремнями весь перевязался,
В брыле, и часто так дышал;
На груди медная ладунка,
А сзади с сухарями сумка,
В руках ногайский малахай.
В таком наряде, войдя в хату,
Сказал: «Уже готов я,тату!
Куда прикажешь – посылай!»
1.46
«Беги сейчас же в Карфагену, –
Зевес сурово приказал, –
Скажи Энею, чтоб Дидону
Он поскорее забывал.
Пускай с Дидоной он кончает
И строить Рим пусть уезжает.
А то балует, словно бес.
Если ж ослушаться посмеет,
Он очень скоро пожалеет!
Вот так сказал, скажи, Зевес».
1.47
Меркурий низко поклонился,
Перед Зевесом шляпу снял,
Через порог перевалился
И на конюшню почесал.
Швырнул на землю он нагайку,
Запряг кобылок в таратайку,
Рванул с небес, аж пыль курит!
Кобылок лихо погоняет,
Что коренная аж брыкает,
Помчал, что аж возок скрипит.
1.48
Эней как раз напился браги;
Укрывшись, на полу лежал.
Не ожидал он передряги,
Как вдруг Меркурий прибежал,
Схватил Энея словно псину:
«Ты что же делаешь, скотина? –
Во всё он горло заорал, –
Ах ты повеса! Ах ты шкура!
Кончай с Дидоной шуры-муры!
Тебя куда Зевес послал?!
1.49
Да ты ж совсем забыл о деле!
Два года шашни тут водил –
Всё это Зевсу надоело,
Недаром он тебе грозил...
Задаст тебе он прочухана,
Что вспомнишь не один раз маму!
Вот только вздумай – задержись!
Смотри ж, сегодня чтоб убрался.
Тихонько. Даже не прощайся.
Меня в другой раз не дождись».
1.50
Эней поджал хвост, как собака,
Как Каш задрожал он весь,
Чуть-чуть от страха не заплакал –
Он знал, каким бывал Зевес.
Метнулся мигом он из хаты,
Своих троянцев чтоб собрать всех.
Собрав, отдал такой приказ:
«Скорее, хлопцы, собирайтесь
И к морю быстро направляйтесь
Со всеми клунками – сейчас!»
1.51
Вернулся сам, где с милой жили,
Пожитки все свои собрал,
В два сундучка всё уложил он
И тотчас к морю отослал.
Хотел дождаться только ночи,
Когда сомкнёт Дидона очи,
Чтоб, не прощаясь, тяги дать...
Хотя ему и грустно было,
И сердце непривычно ныло,
Да вишь! Вишь надо покидать.
1.52
Дидона сразу догадалась,
Чего тоскует пан Эней,
И всё на ус себе мотала,
Чтоб в дурах не остаться ей.
Из-за печи всё озирала
И притворялась, что кимала,
Но не хотела она спать...
Эней подумал, что уж спала,
И только лишь хотел дать драла,
Она за чуб Энея хвать!
1.53
«Постой, паскудная скотина!
Со мной сначала расплатись.
Вмиг задушу! Как муха сгинешь!
Попробуй только шевельнись!
Вот так за хлеб, за соль ты платишь?
А после, как отсюда хватишь,
Распустишь славу обо мне?
Согрела на груди змеюку!
Себе во зло, на злую муку!
Постлала пуховик свинье.
1.54
Вспомни, каким пришёл ко мне ты.
В сорочке драной, в постолах,
А сапоги сносились где-то...
Короче – был ты на бобах:
Не знал ты, что такое гроши,
Вместо штанов – одни халоши,
И только слава, что в штанах...
И те порвались и сносились,
Аж стыдно глянуть, так светились,
В заплатах свитка стёрлась в прах.
1.55
Разве ж тебе я не годила?
Или рожна ты захотел?
Знать .вражья мать уговорила,
Чтоб здесь ты больше не сидел».
Дидона горько зарыдала,
За волосы себя таскала
И раскраснелась, словно рак,
Заслюнилась, осатанела,
Будто дурмана малость съела,
Энея заругала так:
1.56
Поганый, мерзкий, гадкий, скверный,
Никчемный ланец, католик!
Гуляка пакостный, коварный,
Злодей негодный, еретик!
За эту шутку твою злую
По морде так тебе влеплю я,
Что тут тебя слизнёт и чёрт!
К выдеру глаза со лба я
Тебе, паскудина свиная...
Трясёшься, как зимою хорт!
1.57
Катись ты к сатане с рогами,
И пусть тебе приснися хряк!
С твоими сучьими сынами
Чтоб враг побрал вас всех гуляк.
Чтоб не горели, не болели –
На чистом чтоб вы околели,
Среди вас есть ли человек?!
Чтоб вам не знать хорошей доли,
Чтоб были с вами злые боли,
Чтоб вам скитаться целый век!
1.58
Эней всё пятился тихонько,
Пока переступил порог,
А дальше – дай бог ноги только! –
Как пёс помчался со всех ног.
Влетел к троянцам, запыхался,
Измок в поту, как искупался,
Как из базара курокрад...
Потом поспешно в лодку сел он
И отправляться всем велел он.
И больше не смотрел назад.
1.59
Дидона тяжело страдала,
Как сумасшедшая была.
Всё хмурилась, всё тосковала
И в рот ни крошки не брала.
То суетилась ошалело,
А то стояла отупело,
Кусая ногти на руках.
Потом присела на пороге –
Так было тошно ей, небоге,
Что не стояла на ногах.
1.60
Позвала Аннушку, сестрицу,
Чтоб про измену рассказать,
Чтоб горем горьким поделиться
И сердцу передышку дать.
«Анюта, рыбка, душка, любки,
Спаси меня, моя голубка,
Теперь пропала я навек!
Эней ушёл от меня, бедной,
Как от негодницы последней.
Эней – злой змей, не человек!
1.61
Нет в моём сердце такой силы,
Чтоб я смогла его забыть.
Куда бежать мне? Лишь в могилу!
Любовь лишь сможет там остыть.
Ради него всё потеряла,
Всем дорогим пренебрегала...
Боги! Я с ним забыла вас.
О! Дайте снадобья испить мне
Чтоб можно было разлюбить мне
Хоть на день или хоть на час.
1.62
Ох, нет на свете мне покоя,
Не льются слёзы из очей.
Свет белый кажется мне тьмою,
Светло мне только, где Эней.
О! Ненавижу Купидона!
Ведь слышит, как Дидона стонет...
Чтоб он малюткой был пропал!
Так знайте ж, девоньки пригожи,
Повесы все с Энеем схожи.
Чтоб враг неверных всех побрал!»
1.63
Вот так Дидона причитала,
Жизнь горькую свою кляла.
И Аннушка, как ни старалась,
Совета дать ей не смогла.
Сама с царицей горевала,
Рукавом слёзы вытирала
И подвывала в свой кулак.
Потом Дидона как бы стихла,
Велела, чтобы Анка вышла,
Чтоб ей од ной поплакать всмак.
1.64
Прийти в себя не было силы.
Вошла в свой дом, легла в кровать,
Но вскоре на ноги вскочила –
Ей вовсе не хотелось спать.
Схватила с полочки кресало,
В карман кудели напихала,
Тихонько вышла в огород...
То было позднею порою,
Когда, объятый тьмой ночною,
Спал крепко весь честной народ.
1.65
Был у неё на огороде
Закут , набитый камышом.
Конечно, не по-царски вроде,
Да где взять дров, коль степь кругом.
Камыш сухой был, для подпалу,
Давал всегда огонь немалый –
Огонь и очень сильный жар.
Почиркала она кресалом
Под камышом и помахала
Куделькой – вспыхнул тут пожар!
1.66
Перед костром остановилась,
Одежду всю с себя сняла...
В огонь одежду положила,
Сама в огне том улеглась...
Пламя сильнее запылало,
Покойницы не видно стало –
Кружил над нею дым и чад.
Энея так она любила,
Что жизнь свою сама сгубила,
Послала душу к чёрту в ад.

Часть вторая


2.1
Эней, подавшись синим морем,
На Карфаген всё взгляд бросал.
Бедняга мучился от горя,
Слезою море орошал.
Хоть от Дидоны плыл поспешно,
Но плакал горько, неутешно,
Услышав, что в огне спеклась
«Чтоб вечное ей было царство, –
Сказал, – А мне чтоб было панство
И чтоб ещё вдова нашлась».
2.2
А тут и море заиграло,
Большие волны поднялись,
Свистали ветры, дребезжали
Челны на море и тряслись.
Чёрт знает, как водой крутило,
Чуть было всех не потопило.
Челны вертел морской потоп.
Со страху хлопцы все дрожали,
И как им быть, совсем не знали,
И всяк стоял как остолоп.
2.3
Один из той лихой ватаги –
Его там звали Палинур –
Известный был своей отвагой,
Был смел, умён и балагур...
Он раньше всех остепенился,
К Нептуну громко обратился:
«Что же ты делаешь, Нептун?!
Ты по чьему ж это совету
Решил нас извести со свету?
Иль подводою ты уснул?»
2.4
После такого разговора
Троянцам он всем так сказал:
«Будем псе, хлопцы, попроворней!
Что-то Нептун мешает нам.
Куда теперь пойдём мы, братцы?
В Италию нам не добраться –
Ветер волной в лицо плюёт.
Италия не так ведь близко,
А в бурю по морю плыть склизко,
Челны никто не подкуёт.
2.5
Вот тут землица есть, ребята...
Путь недалёк – рукой подать.
Сицилия. Земля богата!
Она, пожалуй, нам под стать.
Махнём-ка, братцы, мы к земле той,
Избавимся от муки этой.
Там добрый царь живёт – Ацест.
Побудем малость у него мы
И загуляем так, как дома –
Всего у него вдоволь есть!»
2.6
На вёсла хлопцы поднажали,
Грести сильнее принялись.
Как будто черти их толкали –
Челны по морю понеслись.
Их сицилийцы как узрели,
Из города, словно сдурели,
Все к морю бросились встречать.
И чмокались и обнимались,
Распрашивали, целовались!
Потом пошли к царю гулять.
2.7
Ацест к Энею, словно к брату,
Большую ласку проявил
И, пригласив до своей хаты,
Горелкой доброй угостил.
На закуску подали сало,
И колбасы было немало,
И хлеба полно решето.
Троянцев тюрей угостили
И на квартиры отпустили –
Куда и как долезет кто.
2.8
И тут пошли у них банкеты!
Урчали хлопцы, как коты.
В горшках носили им паштеты
И шкварки с огненной плиты.
А булки жаркие смачные!
Печёнка, соусы грибные,
Из гречки – с чесноком пампух!
Эней с дороги так набрался
И пенной браги нахлестался,
Что чуть не испустил и дух.
2.9
Но хоть гуляли-веселились,
Эней ума не потерял.
Он сын был богобоязливый,
Отца всегда он почитал.
В тот день как раз отец скончался, –
Горелки крепко нализался, –
Анхиз от водки дуба дал.
Эней хотел обед устроить
Для нищих, страждущих, изгоев –
Чтоб в рай отец его попал.
2.10
Собрал он всю свою ватагу,
Чтоб испросить совет у них.
Во двор он вышел к ним и сразу
Сказал им речь в словах таких:
«Вы ж знаете, мои трояне
и все крещённые миряне,
Что умер мой отец Анхиз.
Его сивуха задавила
И живота укоротила,
Ведь напивался он до риз.
2.11
Хочу поминки я устроить,
Позвать всех нищих на обед.
И завтра же – тянуть не стоит.
Какой дадите мне совет?
Троянцы этого и ждали
И во все глотки заорали:
«Энею, боже, помоги!
А если хочешь, пан наш, знать ты,
Мы все готовы помогать-те,
Ведь мы друзья, а не враги!»
2.12
И тут же мигом все пустились
Спиртное, мясо покупать;
Хлеб, бублики-всё появилось...
Пошли посуду добывать.
И коливо-кутью сварили,
И мёд в кутью ту положили,
Договорились и с попом.
Хозяев всех своих сзывали,
Нищих по улицам искали,
Полтинник шёл дьякам на звон.
2.13
Наутро все пораньше встали,
Костры в подворье развели,
Мясо и лук в котлы бросали –
Варили, жарили, пекли.
В пяти котлах стояла юшка,
А в четырёх были галушки,
С борщом было чуть ли не шесть.
Баранов тьма было варёных,
Уток, гусей и кур печёных –
Чтоб досыта всем было есть.
2.14
Сивуха в вёдрах там стояла
И кадки с брагой по ушам,
Еду в ваганки наливали,
Всем ложки раздавали там.
Но вот пропели «со святыми»,
Взрыднул Эней, и приступили
Степенно ложками мотать.
Наелись все и все напились,
Иные аж под стол свалились –
Вот тут и хватит поминать.
2.15
Эней и сам со старшиною
Анхиза крепко поминал,
Он видел всё перед собою
В какой-то мгле – не прекращал
Хлестать сивуху... А набравшись,
Встал и, немного оклемавшись,
Пошёл к народу. Горсть монет
Достал с кармана и в народ
Швырнул их от своих щедрот –
Чтоб помнили его обед!
2.16
Энею ноги отказали,
Не чувствовал и головы,
Хмельные недуги напали,
Стали глаза как у совы,
Обдулся, стал словно барило,
Вокруг казалось всё немило,
Мыслете по земле писал.
Икал и от тоски томился,
В одежде лёг, в калач скрутился
Под лавкой до рассвета спал.
2.17
Проснувшись утром, весь дрожал он,
Под ложечкой стало сосать.
То в холод, а то в жар бросало,
И головы не мог поднять.
Пока не выпил в опохмелку
С имбирем пенную горелку
И кружкой кваса не запил.
С-под лавки вылез, отряхнулся,
Прокашлялся и потянулся:
«Теперь пьём дальше!» – возвестил.
2.18
И снова вместе все собрались,
И снова начали кружать.
У бочек, за столом лакали...
Кто где и как – не разобрать.
Тянули пенную троянцы,
А с ними и сицилианцы.
Черпали живо, назахват.
Кто пил тут больше всех сивухи
И одним духом – три осьмухи,
Тот был Энею друг и брат.
2.19
Эней, порядочно напившись,
Задумал игры провести.
Махнув рукой, распорядился
Бойцов для боя привести.
Школяры песни распевали,
Цыганки халяндры плясали,
На кобзах бренькали слепцы,
Звучали разные там крики,
Водили в городе музыки
Подвыпившие молодцы.
2.20
В светлице все паны сидели,
А на дворе стоял народ,
И в окна многие глядели,
А кто сидел поверх ворот...
Но вот и гам боец явился –
Шумел, покрикивал, храбрился –
Даресом звали молодца.
Он вызывал любого к бою
И всё бахвалился собою,
Как пёс рычал он без конца.
2.21
«Эй, кто со мною выйдет биться,
Отведать добрых тумаков?
Кто кровью хочет тут умыться?
Кому не жаль своих боков?
Я что-то храбрецов не вижу.
Сюда! На кулаки! Поближе!
Я шишек вам поднасажу!
К глазам подвешу синяки я!
Сюда поганцы растакие!
Любому лоб я размозжу!»
2.22
Дарес порядком дожидался –
Молчали все, никто не смел.
С ним каждый драться опасался,
Кто ж зубы потерять хотел?
«Так вы, я вижу, легкодухи,
Перед Даресом словно мухи!..»
Сказал немало он обид.
С издёвкой едко насмехался,
И чванился, и величался,
Что даже слушать быль стыд.
2.23
Абсест, один троянец ушлый,
Энтелла вспомнил, казака...
Не мог Дареса больше слушать –
Искать Энтелла ускакал.
Хотел уговорить Энтелла,
Чтоб тот занялся этим делом,
Даресу чтоб урок задать.
Энтелл мужик был сильный, дюжий,
Плечистый, малость неуклюжий,
Как раз улёгся пьяный спать.
2.24
Нашли Энтелла-забияку,
Он под забором мирно спал.
Стали будить его, гуляку,
Чтоб он проснулся, чтобы встал.
Хоть громко все над ним кричали,
Едва ногами растолкали.
Со сна глазами он моргнул:
«Вы что? Что нужно, вражья мать вам?
Кричите, не даёте спать нам», –
Сказал он и опять уснул.
2.25
«Да встаньте же! Мы просим пана», –
Абсест Энтеллу так сказал.
«Идите вы к чертям поганым!» –
Энтелл в ответ им заорал,
А потом понял, что не шутят –
Абсест сказал, кто воду МУТИТ.
Энтелл в себя тогда пришёл:
«Кто? Как? Дарес? Попомнит наших!
Сварю ему крутую кашу!
Вот только б водки мне ещё.»
2.26
Примчали с чугунок сивухи,
Энтелл её зараз махнул,
Неспешно почесал за ухом,
Скривился, сморщился, зевнул.
Сказал: «Теперь пойдёмте, братцы,
Скорей хочу к нему добраться!
Сполна Даресу заплачу.
Ему я ребра посчитаю,
Энтелла скоро он узнает,
Его я драться научу!»
2.27
Увидев хвастуна Дареса,
Энтелл с насмешкой закричал:
«Держись, проклятый неотеса,
А лучше сразу удирай!
Я раздавлю тебя как муху!
Сомну, как злой мороз старуху!
Ты очень скоро всё поймёшь!
Энтелл тебя уж поколотит!
С костями чёрт тебя проглотит,
Уж от меня не улизнёшь!»
2.28
По локоть руки обнажил он,
На землю шапку он поклал,
Сжал кулаки – надулись жилы,
На бой Дареса вызывал.
Со злости он скрипел зубами
И топал в ярости ногами
И на Дареса наступал.
Дарес уж и не рад затее,
Но поздно – вот уже по шее
Первый удар он схлопотал.
2.29
А в это время в рай собрались
К Зевесу боги на обед.
Там пили, ели, развлекались,
Уйдя от наших земных бед.
Там лакомства они вкушали –
Белые булки подавали,
Кислицы, ягоды, коржи.
Пни и пили, что хотели...
Все уж порядком захмелели
И все надулись, как ежи.
2.30
Как вдруг туда влетел Меркурий,
Запыхавшийся и – к богам.
Вскочил, словно котище мурый
К творожным жирным пирогам.
«Ну к ну! Вот славно загулялись!
От всех на свете отказались!
Неужто нет у вас стыда?
Что же в Сицилии творится!
Пора туда оборотиться –
Там крик, словно идёт орда».
2.31
Услышав, боги заметались,
Сквозь небо выткнули носы,
Смотреть бойцов намеревались,
Как жабы летом из росы.
Энтелл там сильно размахался,
В одной сорочке лишь остался,
Совал Даресу в нос кулак.
Дарес уж понял: дал он маху,
Энтелл ведь был большая птаха,
Как черноморский злой казак.
2.32
Венеру по вискам хватило,
Как глянула, что там Дарес.
Ей очень было то немило,
Сказала: «Батюшка Зевес!
Дай моему Даресу силы,
Чтоб хвост ему не прищемили,
Чтоб он Энтелла поборол.
Меня ж тогда весь свет забудет,
Если Дарес живой не будет.
Вели, чтоб был Дарес здоров».
2.33
Тут Бахус пьяный отозвался
И на Венеру накричал.
Он даже с кулаком совался
И спьяна вот что ей сказал:
«А шла бы ты к чертям плюгавым,
Пакость неверная, халява!
Пусть он подохнет, твой Дарес.
Сам за Энтелла заступлюсь я,
Вот только больше дай напьюсь я,
То не поможет и Зевес!
2.34
А знаешь ты, какой он парень?
На свете мало есть таких,
Сивуху словно брагу шпарит!
Давно молюсь я на таких.
Энтелл зальёт за шкуру сала,
И не покажется, что мало,
Когда Даресу он задаст.
И как ты не сопротивляйся,
С Даресом лучше распрощайся,
Ему придётся всё ж пропасть».
2.35
Зевес от речи сей очнулся,
Насилу повернул язык,
Он от горелки весь обдулся,
И тут же поднял страшный крик:
«Молчать! Вы что так расходились?
Скажите, как все расхрабрились!
Меня пусть каждый так поймёт:
Велю в ту драку не мешаться,
Исхода молча дожидаться,
Посмотрим лучше чья возьмёт»
2.36
Венера облизня поймала,
Пустила слёзки из очей
И, как собака, хвост поджала,
Ушла к порогу, до дверей.
В сторонке с Марсом там шепталась
И над Зевесом насмехалась.
А Бахус с водочки потел:
Из Ганимедова бочонка
Выдул, пожалуй, с полведёрка,
А выпив, только лишь кряхтел.
2.37
Пока между собой возились
По пьянке боги в небесах,
В Сицилии же сотворились
Большие даже чудеса.
Дарес от страха оправлялся
И сам к Энтеллу подбирался.
Приблизился и – трах под нос!
Энтелл от ляпса содрогнулся,
Раза два-три перевернулся,
Чуть было не пролил и слёз.
2.38
Осатанел и разъярился,
Аж пену изо рта пустил,
Вскочил и, мигом изловчившись,
В висок Даресу залепил!
Из глаз аж искры полетели,
Глаза его посоловели,
Бедняга на землю упал.
Жужжанье пчёл он как бы слушал
И землю носом рыл и нюхал
И очень жалобно стонал.
2.39
Тут все Энтелла восхваляли,
Эней с панами хохотал.
А над Даресом насмехались,
Чтоб наперёд он наших знал!
Велел Эней ему подняться,
На свежем ветре пошататься,
Чтоб отошёл он наконец.
Энтеллу ж дал он за ту драку
Чуть ли не целую гривняку
За то, что он такой боец!
2.40
Энею показалось мало,
И он продолжить захотел...
Хватил стакан, ещё добавил,
Медведей привести велел.
Тут же на трубах затрубили,
Медведей враз остановили,
Заставили их танцевать.
Сердечный зверь стал кувыркаться,
Вертеться, прыгать и качаться –
Забыл и пчёлок поддирать.
2.41
Вот так с друзьями развлекаясь,
Беды Эней совсем не ждал,
Не думалось, не представлялось,
Чтоб кто чертей с Олимпа дал.
А там Юнона всё старалась,
И сделать так намеревалась,
Чтоб в грязь Эгей по уши влез.
Ботинки без чулок надела,
Пошла к Ириде делать дело –
Хитра была та словно бес!
2.42
Пришла, Ирисе подмигнула,
Уединились за порог,
На ухо что-то ей шепнула,
Чтоб не подслушал какой бог.
И пальцем строго пригрозила,
Чтоб всё сама сообразила
И чтобы принесла рапорт.
Ирися низко поклонилась,
Накидкой тёплою прикрылась,
Рванула с неба, словно хорт.
2.43
В Сицилию как раз спустилась
В то место, где были челны.
Между троянок примостилась,
Что чёлны скопом стерегли.
Кружком сердечные сидели
И кисло на море глядели,
Ведь не позвали их гулять
Туда, где их мужья гуляли,
Медок, сивушку погашали
Без просыпу недель уж пять.
2.44
Девчата сильно горевали,
Мутило тяжко молодиц,
Лишь слюнки с голода глотали,
Будто хотелось им кислиц.
Своих троянцев проклинали,
Что из-за них так горевали.
Орали доки во весь рот:
«Чтобы хотелось так гудеть им,
Как в девушках вот тут сидеть нам,
Пускай их заморочит чёрт!»
2.45
Троянцы волокли с собою
Старую бабку, как ягу.
Ведьму лукавую Берою,
Искрючившуюся в дугу...
Ирися ею притворилась
И как Бероя нарядилась,
Чтоб женщин обмануть и вдов.
И чтоб к ней лучше относились,
У печки малость повозилась
И напекла им пирогов.
2.46
Сказала: «Помогай бог, дети!
Чего горюете вы так?
Не опостыло вам сидеть тут,
Когда гуляет наш казак?
Как сумасшедших нас морочат,
Семь лет уж по морям волочат,
Не смотрят уж совсем на вас.
С другими ж водят шуры-муры,
А ведь вы, бабоньки, не дуры!
Когда ж водилось так у нас?
2.47
Послушайте лишь, молодицы,
Совет я добрый вам подам.
И вы, девчата белолицы,
Положим край своим бедам.
За горе мы заплатим горем!
А сколько ж нам сидеть у моря?
Челны давайте подожжём.
Тогда им только тут остаться
И поневоле к нам прижаться,
И будет всем им поделом».
2.48
«Спаси господь тебя, бабуся! –
Троянки сразу расцвели, –
Такого б сроду, пайматуся,
Мы бы придумать не смогли».
И тут же приступили к флоту,
И принялись все за работу:
Огонь кресать и подносить
Солому, щепки, паклю, стружки –
Старались бойкие подружки,
Пожар быстрей чтоб развести.
2.49
Но вот уже и загорелось,
Пошёл дымок до самых хмар,
Над ними небо покраснело
Так разгорелся тот пожар.
Челны и байдаки пылали,
Паромы из сосны трещали,
Горел и дёготь и смола...
Пока троянцы огляделись,
Как жёны их отменно грелись,
Осталась часть челнов мала.
2.50
Увидев тот пожар жестокий,
Эней со страху побелел,
К челнам рванулся со всех ног он
И всем бежать туда велел.
Тревогу в колокол звонили,
По улицам в трещётки били,
Эней же на весь рот орал:
«Кто в бога верует – ратуйте!
Руби, туши, гаси, лей, куйте!
Да кто ж нам взбучку эту дал?»
2.51
Эней со страху растерялся,
Рассудок, бедный, потерял,
Он будто сам не свой казался –
Вертелся, прыгал и кричал.
Был он весь в горестном задоре,
И голову задравши в гору,
Адресовался до небес.
Олимпских крыл он во всю губу,
Свою и маму вспомнил любу,
Хлебнул и в рот и в нос Зевес.
2.52
«Эй ты, поганец! С перепою
На землю с неба хоть взгляни!
Не слышишь, как тебя я крою,
Зевес! Усом хоть шевельни.
Что? Бельмами глаза покрылись?
Навеки чтоб они затмились,
Коль не избавишь от сих бед!
И как тебе только не стыдно,
Ведь пропаду! Разве не видно?
Знать, люди врут, что ты мой дед.
2.53
А ты, с седою бородою,
Хозяин моря, пан Нептун!
Сидишь, как демон, подводою,
В морщинах весь, старый шкарбун.
Тряхни же ты хоть головою
И сей пожар залей водою,
Трезубцем грозно помаши!
А то ведь взятки любишь брать ты,
Когда же людям помогать, то
Не очень, вижу, ты спешишь.
2.54
И братец ваш Плутон, поганец,
С женой, паскудина, засел
У пекла, аспидский коханец,
Ужель себя гам не согрел?
Завёл, вишь, дружбу с дьяволами,
И нашим горем и делами
Не занят он совсем сейчас.
Не постарается хоть малость,
Чтоб полыхать туг перестало,
И этот чтоб пожар погас.
2.55
И мамочка моя родная
Засела где-то у чертей,
А может, спит уже хмельна*
Или гуляет у парней.
Сейчас ей не до сына, вижу,
Гулянки, танцы ей поближе –
Она по части этой спец.
Если сама с кем не ночует,
То для кого-то уж свашкует
Иль бражку хлыщет наконец.
2.56
Пусть враг возьмёт вас! Что хотите,
По мне, вы можете творить.
Только меня не под ведите –
Пожар прошу вас погасить.
Вы потолкуйте меж собою
По-божески, как быть со мною,
Чтоб лихо кончилось тотчас.
Пустите с кеба бурю, ливень –
Вы проявите божью силу,
А я уж не обижу вас».
2.57
Едва вот так он помолился,
Как тут же рот свой и закрыл.
С небес такой поток полился –
За час пожар тот погасил.
Линуло с неба, как из бочки,
Всех промочило до сорочки –
Все разбежались, кто куда,
Ругались, хмурились и злились,
И хоть пожар весь затушило.
Никто потопу не был рад.
2.58
Эней не знал, как дальше быть им
И очень сильно горевал...
Иль тут остаться, иль уплыть им?
Ведь враг не все челны забрал.
К своей он кинулся ватаге,
Совет чтоб дали бедолаге –
Тут поселиться или плыть?
Те долго, тяжело решали,
Но толком так и не сказали,
Что делать им или как быть.
2.59
Только один из шайки этой
Стоял в сторонке и молчал,
И, слушая их брань, советы,
Кнутом лишь землю ковырни.
То был проныра, мужик тёмный,
Всем ведьмам он был родич кровный
Знахарь, упырь, умел гадать.
Умел и кровь остановить он,
А, если нужно, то пустить вновь,
И знал, как нужно строить гать.
2.60
Бывал в Силезии с волами,
Не раз ходил за солью в Крым,
Таранью торговал возами,
Все чумаки братались с ним.
Он с виду был как бы никчёмный,
Но был он умный, как учёный,
На всё был у него ответ.
И если в чём кто сомневался,
К нему тотчас же обращался
И нужный получал совет.
2.61
Невтёс его троянцы звали,
Ну, а по-нашему – Сафрон.
Эхо мне люди так сказали –
Я лично не был с ним знаком.
Увидел, что Эней гневился,
К нему он тут же подкатился,
За белы рученьки забрал
И тихо вывел его в сени.
Поклон отдав ему в колени,
Такую речь ему сказал:
2.62
«С чего ты сильно так смутился,
С чего раздулся, как индюк?
Весь отощали с толку сбился,
Словно пришёл тебе каюк?
Чем больше мучиться, тем горше,
Запутаешься ещё больше.
Забудь о горе, не плошай.
Пойди улягся поудобней,
Дай голове своей ты отдых,
Поспи, а уж потом решай».
2.63
Эней послушался совета.
Укрывшись, на полу лёг спать
Глазами лупал он до света,
Не мог и малость задремать.
Ворочался, чесался, мялся,
За трубку часто принимался...
Устали вроде б задремал.
Как вдруг Анхиз ему приснился –
Из ада батенька явился,
И сыну вот что он сказал:
2.64
«Проснись, родимое дитятко!
Приди в себя и чуть пройдись.
То я пришёл к тебе – твой батька...
Не вскакивай и не страшись.
Боги меня сюда пошали
И передать тебе сказали,
Чтоб ты нисколько не тужил.
Кладут они тебе на долю,
Чтоб сотворил ты божью волю –
Чтоб в Рим быстрее поспешил.
2.65
Возьми челны все, что остались,
И поскорее их исправь.
Да хлопцы чтоб не напивались,
И сю Сицилию оставь.
Плыви и не горюй, и помни,
Теперь Твой путь будет спокойней.
Ещё послушай, что скажу:
Зайди ко мне ты в ад попутно,
Ведь люди знают о нём смутно,
А я тебе всё покажу.
2.66
И по олимпскому закону
Тебе ведь ада не минуть:
Поклон отдать нужно Плутону,
Иначе в Рим не дотянуть
Он что-нибудь тебе расскажет,
Саму дорогу в Рим покажет.
Увидишь, как живу и я.
А в ад дороги не пугайся
И напрямую пробирайся
Пешком, не нужно и коня.
2.67
Прощай же, сизый голубочек.
Уже встаёт над миром свет.
Прощай, дитя, прощай, сыночек...»
И в землю провалится дед.
С постели вмиг Эней схватился,
Дрожал со страху и трусился,
Холодный лился с него пот.
Троянцев всех своих собрал он,
Челны готовить приказал им,
Чтоб завтра ж двинуться в поход.
2.68
На час к Ацесту он подался,
За хлеб, за соль благодарил,
Но долго там не задержался,
Вернулся поскорей к своим.
Весь день троянцы собирались,
Укладывались, снаряжались.
С рассветом сели на челны.
Эней пускался в путь несмело,
Так море ему надоело –
Боялся он морской волны.
2.69
Венера как только узрела,
Что все троянцы на челнах,
К Нептуну с просьбой полетела,
Чтоб не погибли на волнах.
Поехала в своём рыдване,
Как сотника какого пани,
С упряжкой резвой как огонь.
И с конными проводниками,
А на запятках – с казаками.
Конями ж правил ездовой.
2.70
Одет он был в белую свиту
Из шаповальского сукна,
Тесёмкою кругом обшитой,
Немало стоила она.
Набекрень шапочка сидела –
Издалека она краснела,
В руках же длинный был батог.
Он щёлкал громко им и лихо,
Кони неслись без передыха,
Рыдван летел – не дай вам бог!
2.71
Приехала и загремела,
Как та кобылья голова,
К Нептуну в хату залетела,
Как с тёмных зарослей сова.
И не сказав даже полслова,
Пусть, говорит, будет здорова
Твоя, Нептун мой, голова!
Как сумасшедшая скакала,
Нептуна в губы целовала,
Такие говоря слова:
2.72
«Если, Нептуне, ты мой дядька,
А я племянница тебе,
К тому же, ты мне крёстный батька,
Спасибо заслужи себе.
Сыночку моему Энею
Ты помоги, чтоб он скорее
Проехал море по воде.
А то и так уж напугали,
Насилу бабки отшептали,
Попался было он беде.
2.73
Нептун моргнул и засмеялся,
Сесть свою гостью пригласил,
После Венеры облизался,
Сивухи чарочку налил.
И крёстной он налил немного,
Энею обещал подмогу,
Сказал, здорова чтоб была...
Попутный ветр подул Энею,
И распрощался он с землёю,
По морю мчался как стрела.
2.74
Их кормчий, Палинур примерный,
С Энеем ездил каждый раз,
Слуга ему был самый верный,
Звали его свои – Тарас.
Он, сидя на корме, качался,
Так как донельзя нахлестался,
Прежде чем в море он ушёл.
Эней велел ему убраться,
Чтобы в воде не оказаться,
Чтобы от хмеля отошёл.
2.75
Но видно, что пану Тарасу
Написано так на роду,
Чтоб только до сего он часу
Терпел на свете сём беду.
Так как, качнувшись, брызнул в воду
Нырнул – и, не спросивши броду,
Ныряя, отошла душа.
Эней молил, чтоб завершилась
Беда и чтоб не повторилась –
Никто б не выпал из коша.

Часть третья


3.1
Эней сердечно принял горе
Насилу вновь обрёл покой,
Тарасову оплакал долю,
Хлебнул чуть-чуть за упокой,
Но всё-таки его мутило,
И сердце что-то барахлило,
Бедняга горестно вздыхал.
Он моря так уже боялся –
И на богов не полагался,
Даже отцу не доверял.
3.2
А ветры сзади всё трубили,
И всё в корму его челнам,
Челны летели с дикой силой
По чёрным пенистым волнам.
Гребцы и вёсла положили,
И сидя трубочки курили,
И даже песни завели:
То добрые, из запорожских,
А то шальные, из московских –
Короче, пеги, как могли.
3.3
О Сагайдачном песни пели,
Про гетьмана и его дочь,
Как набирали в пикинеры,
И как блуждал казак всю ночь;
И про полтавскую победу,
Когда побили наши шведов,
И про турецкий тот поход,
Когда Бендеру воевали,
Как без галушек помирали
В тот памятный голодный год.
3.4
Не так всё делается скоро,
Как сказка сказывает нам.
Хоть у Энея шло всё споро –
Не день уж плавал по волнам.
Уже порядком они шлялись,
Не знал никто, куда забрались,
Не знал троянец ни один,
Куда они вот так мандруют,
Куда, зачем и как шуруют,
Куда их мчит Анхизов сын.
3.5
Вот так проплавали немало
Они, скитаясь по морям...
Как вдруг им землю видно стало –
Увидели конец бедам!
Немедля к берегу пристали,
Гурьбой с челнов повысыпали,
Расположились отдыхать.
Земля та Кумской называлась,
Троянцам раем показалась –
Далось и ей троянцев знать!
3.6
В такой разгул пошли троянцы,
Что и забыли горевать!
Везде порой везёт поганцам,
Порядочным же- пропадать...
Они нисколько не смутились,
По разным уголкам пустились
Чего хотелось им – искать:
Кому – закуску и горелку,
Кому бабёнку или девку,
Оскомину чтобы согнать.
3.7
Все парни были разбитные
И в миг знакомства завели.
Им позавидовать могли бы
Иные даже москали:
Со всеми туг же побратались,
Сосватались и покумались,
Словно тут жили целый век.
Коль их душа чего желала,
То тут же сразу получала,
А хлюпик... то – не человек.
3.8
Гулянка где, где вечерницы,
Или шумела свадьба где,
Девчата где и молодицы,
Где места не было беде –
Троянцы там и появлялись.
И тут же смело принимались
Вкруг женщин хитро ворожить:
Мужей их водочкой поили,
А жён с собою уводили,
По чарочке чтоб с ними пить.
3.9
А кто любил в картишки бросить,
Зря тоже не сидели тут:
Играли часто до полночи
В лавы, в пары, в носка и в жгут;
В панфила, и в возка и в копа.
Кто не ходил же в недотёпах,
На деньги в семь листов потел.
Тут все свободно развлекались,
Играли, пили, женихались
Никто без дела не сидел.
3.10
Эней один не веселился,
Ему всё было не мило –
Ему Плутон и батько снился,
И пекло с головы не шло.
Оставив всех своих гулять там,
Пошёл он по полям и хатам
Искать, чтоб кто-то подсказал,
В какую сторону податься
Ему, чтоб в ад скорей добраться.
Ведь в ад тропинки он не знал.
3.11
Он долго шёл. Был путь невесел,
Он продирался, полз и лез,
Как что-то там вдруг заприметил,
Пройдя густой и тёмный лес.
На курьей ножке там стояла
Избушка очень обветшала
И вся ворочалась кругом.
И подойдя к той старой хате,
Хозяина стал вызывать он,
Прильнув вплотную под окном.
3.12
Эней стоял, хотел дождаться,
Чтоб с хаты вышел кто-нибудь.
Никто не шёл, он стал стучаться,
Хотел избу с ноги спихнуть.
Как вдруг старуха вышла злая,
Крива, горбатая, косая,
Со ссадинами на руках;
Беззубая и длинноноса,
Рябая и простоволоса
И, как в монистах, в желваках.
3.13
Эней, увидев цацу эту,
Забыл с испугу, где стоял.
Подумал, что на белом свете
Всё, что имел, здесь – потерял.
К нему шага два-три ступила
Ся краля и заговорила,
Раскрыв беззубые уста:
«Ну и ну! Не думала-гадала,
Анхизынька чтоб повстречала!
Ты ж как забрёл в сии места?
3.14
Давно тебя я ожидаю.
Подумала, уже пропал.
А всё смотрю, всё взираю...
Вижу: на след на мой напал.
Мне рассказали уже с неба,
Какая у тебя потреба –
Отец твой был у меня тут».
Эней наш очень удивился,
В правдивости ж не усомнился.
Спросил лишь, как ягу зовут.
3.15
«Я кумскою зовусь Сивиллой,
Ясного Феба попадья.
При его храме поседела,
Давно живу на свете я!
В войну со шведом девовала,
А татарва как набегала,
Тогда уж замужем бьща.
И злую саранчу я знаю
Когда её я вспоминаю,
Дрожу, как девочка мала.
3.16
Я многое на счете знаю,
Хоть никуда и не хожу,
В нужде несчастным помогаю,
По звёздам людям ворожу.
Кому трясучку изгоняю
И золотуху исцеляю,
Могу и волос вынимать;
Шепчу, пороки прогоняю,
Испуг на воске выливаю
И змей умею усмирять.
3.17
Теперь давай зайдём в часовню –
В молитве Феба вознесёшь,
И обещай, что на жаровню
Телицу в жертву принесёшь.
Не пожалей и золотого
Для Феба светлого святого!
И мне что-либо подари.
Тогда тебе мы кой-что скажем
И даже в ад тропу покажем.
Утрись и слюни подбери».
3.18
Пришли они в храм светлый Феба.
Эней поклони страстно бил,
Чтоб из лазурного Феб неба
Энею доброту явил.
Сивилла же замордовалась
Глаза на лбу вдруг оказались,
И дыбом волос стал седой;
Изо рта клубом пена билась,
Сама же корчилась, кривилась
Как будто дух вселился злой.
3.19
Тряслась, кряхтела, колыхалась
И посинела сразу вся;
Упала на землю – валялась,
Как в грязной луже порося
И чем Эней молился больше,
Сивилле становилось горше.
Когда ж после молитвы встал,
По лбу Сивиллы пот катился.
Эней со страху весь трусился
Смотрел на бабку и дрожал.
3.20
Сивилла малость оклемалась,
Отёрла пену на губах
И зло Энею проворчала
Приказ от Феба в сих словах:
«Олимпские так порешили:
Скол >ко б троянцы не прожили,
Не быть до смерти им в Риму.
Но в Риме будут тебя знать все,
Имя Энея – восхваляться,
Но ты не радуйся сему.
3.21
Испить придётся полну чашу,
Тебе нелишне это знать.
Судьба заварит ещё кашу –
Судьбу ты будешь проклинать.
Да и Юнона не смирилась.
Дай бог, что злость её остыла
Хотя б при правнуках твоих.
Но после будешь жить по-пански,
И люд и все твои троянски
Лишатся всех сих бед своих».
3.22
Эней стоял, понурясь, слушал,
Сивилла что ему несла,
В смятении чесал за ухом –
Загадочной та речь была.
«Что ты меня вот так морочишь?
Не разберу, о чём пророчишь, –
Со злом Сивилле говорил, –
Чёрт знает, кто из вас тут брешет.
Мне было бы намного легче,
Если бы Феба не просил.
3.23
Что будет нам, пусть то и будет,
А будет то, что бог нам даст.
Не ангелы мы – те же люди.
Когда-нибудь и нам – пропасть.
Ко мне лишь, бабка, будь ласкала,
Услужлива и нелукава,
К отцу меня ты поведи.
Я бы прошёлся ради скуки,
Чтоб адские увидеть муки.
А ну, на звёзды – погляди...
3.24
Не первый я и не последний
Иду к Плутону на поклон.
Орфей ведь тоже ад проведал.
А сделал что ему Плутон?
А Геркулес как в ад ввалился,
Так до того там расходился,
Что всех чертей поразогнал.
Давай махнём! А для охоты
Я дам тебе на две охваты.
Да ну ж! Скажи, чтоб я уж знал».
3.25
«Ох, вижу, ты с огнём играешь, –
Дала ему яга ответ, –
Знать ада вовсе ты не знаешь.
Или тебе не мил сей свет?
В аду шутить никто не любит.
Кто там бывал – век не забудет!
Вот только нос ту да ты сунь.
Ты никого там не подкупишь.
А поднесут с отцом вам кукиш,
То тут тебя и схватит лунь.
3.26
Коль хочешь же с такой охотой
У отца в аду ты побывать,
Чур, сразу дай мне за работу,
И я начну соображать,
Как лучше в пекло нам добраться
И с мертвецами повидаться;
Ты ж знаешь – дурень не берёт,
Кто же проворен и тямущий,
Умеет жить по правде сущей –
С отца родного тот сдерёт.
3.27
А перед делом ты послушай,
Что я тебе сейчас скажу.
И не чеши себя за ухом
Я в пекло стёжку подскажу:
Пойдёшь по лесу ты густому,
Непроходимому, пустому,
Увидишь: деревцо растёт.
На нём кислицы не простые
Висят – как жар, все – золотые,
И деревцо то не толсто.
3.28
И с деревца того сломить ты
Должен хоть веточку одну
Без этой веточки с кислицы
Нельзя ступить пред сатану.
Без ветки и назад не будешь,
И душу с телом ты погубишь,
Плутон тебя закабалит.
Иди. Увидеть постарайся
(На все четыре озирайся),
Где деревцо то заблестит.
3.29
Сломаешь – сразу ж убирайся
И побыстрее убегай.
Поймать себя им не давайся.
И уши чем позатыкай.
Кричать будут, чтоб ты вернулся,
Или хотя бы оглянулся,
Смотри, не озирайсь – беги!
Ведь им тебя лишь задержать бы
И душу дьяволу отдать бы –
Тут сам себе ты помоги».
3.30
Чёрт знает, где яга девалась,
Эней остался только сам,
В глазах всё яблоня стояла –
Покоя не было глазам.
Искать её Эней подался,
Устал, задых брал, спотыкался,
Пока добрался в тёмный лес –
Он продирался сквозь терновник,
Царапался о злой шиповник,
Порой и на карачках лез.
3.31
Тот лес густой был несказанно,
Тоскливый, тёмный. И рыча,
Там что-то выло беспрестанно
И странно кто-то причитал.
Там ветви шевелились грозно...
И, помолившись, осторожно
Эней в тот тёмный лес вошёл.
Устал он и прошёл немало,
И на дворе уже смеркалось,
А яблони той не нашёл.
3.32
Он начинал уже бояться,
Почти жалел, что и пошёл,
Дрожал, но некуда деваться,
Уж больно далеко зашёл.
Его ужасно напугало,
Когда в глазах вдруг засияло.
Вот тут он бросился бежать...
А после очень удивлялся,
Как под кислицей оказало
И как стал веточку хватать.
3.33
Его лишь ветка занимала –
К ней потянулся и схватил.
Та яблоня аж затрещала,
Когда он вепсу отломил.
Из лесу тут же дал он драла,
Что аж земля под ним дрожала,
Бежал, словно за зайцем хорт.
А отдыхать он не решался,
Колючками весь изодрался,
Облип репьями весь, как чёрт.
3.34
Едва к троянцам прибежал он,
Пал на зсмь, ноги протянул –
Так утомился, так устал он,
Ни дать, ни взять – в позу тонул.
Велел пригнать разной худобы –
Волов, баранов чёрных, чтобы
Плутону в жертву принести,
И всем богам, что адом правят
И грешных тормошат и давят,
Чтоб их на гнев не навести.
3.35
Когда же нехотя и хмуро
С небес сползла глухая ночь,
Когда час слушный, балагурный
Настал, и скрылись звёзды прочь,
Троянцы все зашевелились
И из загона поспешили
Пригнать на жертвенник быков.
На площади попы собрались,
Убить быков намеревались –
Огонь под жертвы был готов.
3.36
Взяв за рога вола, поп кратко
Обухом в темя зацедил
И, ухватив за шею цепко,
Под чрево нож ему всадил.
А вынув требуху с кишками
И разложив на стол рядками,
Желудок начал изучать.
Потом Энею божью волю
И добрую троянцам долю
Стал, как по звёздам, он вещать.
3.37
Попы скотиной занимались,
Во всю гундосили дьяки.
Уже немного оставалось
Сгорели в пламени быки...
Как вдруг Сивилла появилась,
Запенилась, тряслась и злилась,
И голос тут же подняла:
«А ну к чертям скорее сгиньте,
Меня с Энеем тут покиньте,
Не ждите, чтоб взашей дала!
3.38
А ты, – взглянула на Энея, –
Упрямый смелый молодец,
Прощайся с братией своею,
Пойдём-ка в пекло – там отец
Нас твой давно уж ожидает
И, может, без тебя скучает.
Пора туда нам путь держать.
Возьми еды с большим запасом –
По мне, пускай пойдёт всё прахом,
Чем с голоду нам пропадать.
3.39
Нельзя в дорогу без запаса.
Если еды в путь не берёшь,
Дойдёт и до такого часа,
Что крошки хлеба не найдёшь.
Я в ад дорожку протоптала,
Не раз, не два там побывала
И знаю, что там за народ.
Тропинки все, все уголочки,
Все закоулки и куточки
Уже не первый знаю год».
3.40
В путь мигом наш Эней собрался,
Керзовы сапоги обул,
Ремнями весь перевязался
И пояс туго подтянул.
Взял в руки крепкую дрючину,
Чтоб отогнать злую личину,
Обороняться от собак.
И, взявшись за руки с Сивиллой,
До ада вместе поспешили,
А по-простому – до чертяк.
3.41
Теперь вот думаю-гадаю.
Вроде неловко и писать,
Ведь ада сроду я не знаю
И вовсе не умею врать.
Хотя, читатели, простите,
Угомонитесь, погодите.
Пойду я к старым людям в дом,
Про пекло расспросить их чтобы,
И рассказали чтоб подробно,
Что знали от своих дедов.
3.42
Пусть мне простит Вергилий Публий, –
Умнейший был он человек, –
Если не так что изложу я,
Ведь восемнадцатый уж век!
Не так теперь и в пекле стало,
Как в первом веке пребывало,
И как покойник описал.
Я, может, что-нибудь прибавлю,
Переменю или оставлю –
Черкну, как от дедов слыхал.
3.43
Черкну и я! Ведь век двадцатый
У нас уж близится к концу,
И новое никак не спрятать.
Нам будет вовсе не к лицу,
Коль перевод чик не прибавит
Или чего-то не подправит.
Ведь набрались мы новых лих
За двести лет. Их не убавить.
Вот потому хочу и вставить
Где слово, строчку, а где – стих...

3.44
Эней с Сивиллою старались,
Чтоб поскорее в ад прийти,
Под каждым холмиком топтались,
Пытаясь к аду дверь найти.
И вот увидели там гору,
Пришли, а в ней большую нору
Нашли и прыгнули туда.
Пошли под землю темнотою,
Эней с простёртою рукою,
Чтоб не свалиться им куда.
3.45
Их в пекло улица вела та,
Была и смрадна и грязна,
И освещалась небогато,
Была в дыму и вся чадна.
Жила с сестрою там Дремота,
Сама ж сестра звалась Зевотой.
С поклоном сестры дали знать
Пройдохе нашему Энею,
Что шёл со спутницей своею,
Куда им дальше путь держать.
3.46
А потом Смерть по артикулу
Им воздала косою честь,
Пред мрачным стоя караулом,
Что в её ведении есть:
Чума, война, разбой и холод,
Короста, лихорадка, голод.
За этими стояли в ряд:
Склероз, холера и бешиха
И прочие мирские лиха,
Что нас без милости морят.
3.47
На этом вовсе не кончалось
Перечисление всех лих.
Следом за смертию толкалось
Множество жён и мачух злых,
Шли отчимы, тести-скупяги,
Зятья и свояки-мотяги,
Свекрови, грубые свекры,
Невестки, сестры к золовки,
Что всё грызутся без умолку,
И все ледащи-школяры.
3.48
Там свора целая писала, –
То в черновик, то набело, –
В руках чернильницы держали,
За ухом каждого – перо.
То всё десятские, сотские,
Начальники, пиявки злые,
Проклятые всё писари,
Исправники всё отставные
И бестолковые иные
Судьи и их секретари.
3.49
Дальше святоши шли понуро.
Казалось, им немил был веет,
Смиренные они натуры,
Для них закон – святой обет.
Умильно богу все молились,
В неделю три раза постились,
И вовсе – никаких страстей.
Людей под чётки осуждали,
Ки с кем днём ясным не общались,
А в ночь было не без гостей...
3.50
Насупротив сих окаянниц
Квартал был целый волокит,
Гулящих, непутёвых, пьяниц
И прочих пакостниц людских.
С остриженными головами,
С подрезанными подолами,
Распутниц целый рой стоял;
Девиц манерных и смазливых,
Подонков ушлых воровливых
Был тоже тут кружок немал.
3.51
И мудрые молодки-крали,
Что замуж шли за стариков,
А после всякий раз старались
Потешить бравых парубков.
И те тут молодцы стояли,
Что недотёпам помогали
Для них семейку расплодить.
А нерождённые кричали,
Всех абортичек проклинали
За то, что не дали им жить.
3.52
Эней немало удивился
Такой нежданной новизне,
И всё ж от страха так трусился,
Как голый, сидя на коне.
Увидев же ещё подале,
Какие дива там стояли, –
Везде, куда ни поглядишь, –
Он к бабке робко прислонялся,
К её одежде прижимался,
Как от кота в кладовке мышь.
3.53
Сивилла ж дальше в путь тащила,
Чтоб не артачился и шёл,
И так отчаянно спешила –
Эней не чуял подошов,
Спеша за прыткою ягою.
Как вдруг увидел пред собою
В ад через речку перевоз.
Та речка Стиксом называлась,
Туда все души собирались,
Чтоб кто на тот бок перевёз.
3.54
И перевозчик тут явился,
Веслом над лодкою махнув,
Весь чёрный и чего-то злился
И губы, как арап, отдул.
Глазища в лоб позападали,
Сметаной как позаплывали.
И голова вся в волдырях.
Изо рта пена всё клубилась,
А борода комками сбилась.
На всех там наводил он страх.
3.55
Сорочка связана узлами,
Едва держалась на плечах,
Застёгнута была шнурками,
Как решето, в больших дырах.
Грязи на ней было на пален,
Засалена, что капал смалец.
Обут в простые постолы.
Из дыр онучи волочились,
Хоть выжми их, так намочились,
И рваные были штаны.
3.56
А пояс лыко заменяло.
На нём болтался гаманец.
Лежал табак, трубка, кресало,
И рядом с губкой – кременец.
Хароном перевозчик звался,
Собою очень величался,
Ведь он не в шутку был божок.
С веслом по Стиксу он мотался,
И по волнам как стрелка мчался,
Челнок был лёгок, как пушок.
3.57
На ярмарке как слобожане,
Или как на живом торгу
За рыбой толпятся миряне,
Так было и на том лугу.
Душа толкала душу в боки.
Все стрекотали, как сороки;
Один толкался, другой лез,
Все двигались, переминались,
Кричали, спорили и рвались,
И всяк хотел, его чтоб вёз.
3.58
Как сусло винное играет,
Шипят и киснут бураки,
Как против солнца рой летает,
Гудели те небораки.
К Харону руки простирали
И со слезами умоляли,
Чтоб взял с собой их на каюк.
Со злобой отгонял он прочь их
И просьбы уважал не очень –
Злой с детства был старый дундук.
3.59
И знай, веслом он только машет
И в морду тычет хоть кому,
Со злобой гонит всех подальше.
По выбору по своему
Он в лодку душеньки сажает,
От берега её толкает
И перевозит на тот бок.
Кого жене возьмёт, сдаётся,
Сидеть тому весь век придётся
На берегу. Не дай вам бог!
3.60
Эней в кагал сей как ворвался,
Скорей попасть чтоб на паром,
Вдруг с Палицу ром повстречался...
Забыли? – Кормчим был при нём.
Бедняга Палинур заплакал,
Про долю горькую калякал,
Ведь через речку не везут...
Но бабка тут же разлучила,
Энею в матерь загвоздила,
Чтоб долго не трепался тут.
3.61
Эней с ягой к реке пробрался,
Пришёл на самый перевоз,
Где грязный старикан ругался
И мордовался, словно пёс;
Кричал, как будто наваждённый
И поносил народ крещённый,
Как водится в шинках у нас.
Досталось родичам сердечным,
Правда, не очень словом грешным.
Так пусть уж сносят в добрый час.
3.62
Харон, таких гостей узревши,
Осколками на них смотрел.
Как бык на них он разревелся,
Запенился, осатанел:
«А эти тут откуда взялись?
Вас тут и так уж понабралось!
Какого чёрта вы пришли?
Ишь, как взялись за руки дружно!
Турнуть вас так отсюда нужно,
Чтоб вы и места не нашли.
3.63
А ну-ка прочь отсюда к чёрту,
Не то по шее я вам дам
Дам в нос и в зубы, побью морду,
Что не узнает батько сам.
Ты погляди, как расхрабрились –
Живыми на паром явились!
Смотри, чего они хотят!
Не очень я на вас позарюсь,
Тут с мертвецами не управлюсь,
Что над душой моей стоят».
3.64
Сивилла видит – плохо дело,
Уж больно сердится Харон.
И хоть не очень ей хотелось,
Отвесила ем> поклон:
«Уймись, и к нам лишь присмотрись ты, –
Сказала, – не спеши гневиться,
Не сами мы пришли сюда.
Ужель меня не узнаёшь ты?
Кричишь, грозишь и бить суёшься –
Вот бабке выпала беда!
3.65
Взгляни. Вот это что такое!
Остынь и сильно не бурчи.
Вот деревцо, вишь, золотое,
Утихомирься и молчи».
Потом подробно рассказала,
Кого она сопровождала,
К кому и как тащилась с ним.
Харон от страха аж согнулся,
Раза четыре матюгнулся
И с каюком причалил к ним.
3.66
Эней с Сивиллою своею,
Не мешкая, в каюк вошли,
И грязной речкою сиею
Их в ад проклятый повезли.
В пробоины вода сочилась,
Яга вскочила, всполошилась,
Эней боялся утонуть.
Но пан Харон уж постарался
И мигом на ток бок добрался,
Что даже глазом не моргнуть.
3.67
Причалил, высадил на землю.
В оплату своего труда
Взял пол-алтына за ту греблю
И подсказал, идти куда.
За руки взявшись, наши двое
Пошли, куда сказал Харон им.
С полкилометра прошагав,
На пса наткнулись там в бурьяне
С тремя большими головами,
Он на Энея зарычал.
3.68
Потом залаял в три языка,
Уж, было, кинулся кусать.
Эней, поднял тут крик великий,
Хотел скорей назад бежать.
Но бабка хлеб бровку швырнула
И глотку им ему заткнула –
Кобель за кормом побежал.
Эней же с бабкою-ягою
То так, то сяк, то под рукою
От пса тихонько тяги дал.
3.69
И вот они попали в пекло.
Каким же странным был тот свет:
Всё побледнело там, поблекло,
Ни звёзд, ни месяца там нет.
Едва видны в тумане лики,
Там слышны жалобные крики,
Там мука грешным не мала.
Эней с Сивиллою глядели,
Какие муки там терпели,
Какая кара всем была.
3.70
Там жаркие костры горели.
В больших чугунных там котлах
Живица, сера, нефть кипела,
Пылал огонь – великий страх!
В смоле той грешники сидели
И муки адские терпели,
За что и как кто заслужил.
Пером не в силах описать я,
И в сказке трудно рассказать вам,
Каких там было всяких див!
3.71
Начальников там мордовали
И жарили со всех боков
За то, что людям не давали
Льгот и считали за скотов.
Теперь они дрова возили,
По берегам камыш косили
И в ад носили на подпал.
За ними черти наблюдали,
Прутом железным подгоняли
Того, который отставал.
3.72
Стальными плётками там драли
Тех, у кого терпения нет,
Себя что сами убивали,
Кому постыл наш белый свет.
Горячим дёгтем заливали,
Под рёбра ножичком шпыняли,
Чтоб не спешили уминать.
Творили разные им муки –
Дробили кости, пальцы, руки,
Чтоб не пытались убивать.
3.73
Богатым и скупым вливали
Расплавленные деньги в рот,
Лгунов лизать там заставляли
По пять горячий сковород.
А тех, кто вовсе не женился
И по чужим углам живился,
То тех подвесили на крюк,
И зацепили за то тело,
При жизни что грешило смело
И не боялись этих мук.
3.74
А главам – тем, что в белом доме,
Их замам, завам и слугам
Чертей давали без разбора,
Как всем тем сёстрам – по серьгам.
Тут были всякие министры,
От тех, кто там, до самых низких.
Плохие судьи были там,
Те, что в законы не смотрели,
А лишь по сторонам глядели,
Чтоб кто на лапу больше дал.
3.75
Все умники и философы
И все любители мудрить,
Те, кого учат там в европах,
А тут стремятся нас учи ль;
Те, что жонглируют рублями,
Баксами, фунтами, гривнами;
Кто был виновен в той войне,
А сам лишь только притворялся,
Что страстно мира добивался
Были в котле на самом дне.
3.76
Мужья, что жён не так держали
В руках, давали волю им –
На вечеринки отпускали,
А те с молодчиком своим
до полуночи веселились, –
А кой-когда и в стог валились, –
Так те сидели все в платках
И с преогромными рогами,
С плотно закрытыми глазами
В кипящих серой чугунках.
3.77
Отцы, сынов что не учили,
А гладили по головам,
И только знай, что их хвалили,
Кипели вряд по чугунам.
Ведь из-за них сынки в лентяи
Пошли и вышли в негодяи.
Потом чехвостили отцов
И в мыслях горячо желали,
Отцы скорей чтоб умирали,
Чтоб им добраться до замков.
3.78
Были и те, что ухитрялись
Доверчивых завлечь девчат
И по ночам с ними шатались,
Когда и стар и млад – все спят.
Что будут свататься им врали,
Обманывали, обещали,
Встречаясь тайно всякий р аз...
Потом девчата так несносно
До самого толстели носа,
Что было стыдно идти в ЗАГС.
3.79
И челноки там разбитные,
Что ездили по всем местам,
А после три цены лупили
За пёстрый заграничный хлам.
Туг всякие были проныры –
Чтобы свои заштопать дыры,
Дурили весь честной народ.
Их по заслугам там честили, –
Пекли и жарили, смалили, –
Аж нехватало сковород.
3.80
Злые неверные супруги,
Все сводники и все плуты,
Все непутящие, пьянчуги,
Обманщики и все моты,
Все ворожеи, чародеи,
Все экстрасенсы, все злодеи,
Зубные техники, врачи –
Чтоб к мукам этих допустили,
Поджарили и подсмалили
Стояли в очередь к печи.
3.81
Были там бывшие дворяне,
Чиновники и мужики,
Неверные и христиане,
И молодцы и старики,
Богачи были и убоги,
Высокие, коротконоги,
Зрячие были и слепцы.
Было полно там и военных,
Больших чинов – всё душ никчемных,
Щедрые были и скупцы.
3.82
Увы, куда же правду деть нам,
А ложь прибавит лишь грехов:
Были плохие там поэты –
Писатели плохих стихов.
Тяжёлые терпели муки –
Верёвкой им связали руки,
Как будто взяты были в плен...
Вот так и наш брат попадётся,
Что пишет – не остережётся...
Какой же стерпит его хрен!
3.83
Какого-то там Мацапуру
Поджарили на шашлыке,
Вливали медь ему за шкуру
И распинали на быке.
Неправедно, нечестно жил он,
Кривил душой и для наживЫ
Чужое отдавал в печать.
Без совести, без бога был он,
Восьмую заповедь забыл он,
Чужим пустился промышлять.
3.84
А я, переводя на русский,
Хочу заметить от себя,
Что к аду даже не подпустят
Моих друзей – лихих ребят!
Стихи они свои слагают
И плагиаты презирают.
Дано от бога всем им петь.
Они – таланты! Видно сразу:
Петров, Сорокин, Колька Назин
Они в раю будут кипеть!

3.85
Эней оттуда как убрался,
Подальше малость отошёл,
Тотчас другое увидал там –
Женскую муку там нашёл.
Совсем в другом сих караване
Поджаривали словно в бане,
Что аж кричали на чём свет.
Вот эти голос подавали!
Рычали, выли и визжали –
За всё держали там ответ.
3.86
Девчата, бабы, молодицы
Кляли себя и весь свой род
За шашни, сплетни, вечерницы,
За что – сам чёрт не разберёт.
Ещё за то им задавали,
Что меры для себя не знали
Выше мужей хотели быть:
Может ведь всякое случиться,
А мужу к ним не подступиться,
Ничем нельзя им угодить...
3.87
Кипели там и пустомолки,
Что знали весь свитой закон,
Молились страстно без умолку
И били раз по сто поклон.
В церквах среди людей стояли –
Там головами всё кивали,
А у себя ж святоши те
Молитвенники оставляли,
Бесились, бегали, плясали,
А то и хуже – в темноте.
3.88
И те сидели там чертовки,
Что наряжались напоказ –
Бродяжки, шлюхи и плутовки,
Что продают себя на час.
В серных котлах они кипели
За то, что слишком сытно ели,
Что не страшил их даже пост,
Что всё прикусывали губы
Или смеялись, скаля зубы,
И сильно волочили хвост.
3.89
Красивые те молодицы
Пеклись, что жаль было смотреть
Чернявые и милолицы...
Тут приходилось тем кипеть.
За стариков что выходили,
А потом жизни их лишили,
Чтоб после вдоволь погулять
И с парубками повозиться,
На свете весело нажиться
И не в нужде чтоб помирать.
3.90
Порядком мучились там птицы
С причёсками на головах,
По виду – чинные девицы,
По крайней мере, на людях.
А без людей – как ты узнаешь,
Чем там они все занимались,
О том лишь знали до дверей...
В аду их тяжко укоряли,
Смолу за щёки заливали.
Чтоб не дурачили людей:
3.91
Помадой щёки натирали,
Белилами – и нос и лоб,
К себе вниманье привлекали –
Очаровать собой кого б.
У них вставные были зубы,
Намазанные слишком губы,
Чтоб подтолкнуть на грех людей;
Кой-где мостили просто бочки,
Пихали в пазухи платочки,
В которых не было грудей.
3.92
За этими в ряду шкварчали
На адских тех сковородах
Старые бабки, что ворчали,
Совали нос во все дела.
Всё только старину хвалили,
А молодых шпыняли, били.
Забыли, как себя вели,
Ещё как сами девовали
И с хлопцами как гарцевали,
Да и по ребёнку привели.
3.93
А ведьмы! Тех колесовали.
И всех шептух – на вороток.
Там черти жилы с них мотали
И без вертушек – на клубок.
Чтоб на лежанках не пахали,
И в трубы чтоб не улетали,
Не ездили б на упырях;
И чтобы дождь не продавали,
Людей чтоб ночью не пугали
И не гадали б на бобах.
3.94
А сводницам там так давали,
Что даже страшно и сказать,
Тем, что на грех девчат толкали
И сим учили промышлять;
Жён от мужей порою крали
И волокитам помогали
Рогами род людской венчать;
Чтоб не своим не торговали,
Того б на откуп не давали,
Что нужно про запас держать.
3.95
Эней увидел там немало
Кипящих мучениц в смоле.
Как со свиней топилось сало,
Так жарились они в огне.
Были там светские, черницы,
И девушки и молодицы.
С трудом окинуть мог всех взор.
Были там в шубках, в модных ботах,
Были и в платьях и в капотах –
Там грешниц было целый хор.
3.96
Но это те, кто осуждённый,
Кто умер раньше, не сейчас.
А без суда огонь подземный
Не жёг, кто только что угас.
Эти толклись в другом загоне,
Как жеребята или кони,
Не знали, попадут куда.
Эней на первых насмотрелся
И от души их пожалев всех,
Пошёл в другие ворота.
3.97
И вот, войдя в сию кошару,
Увидел там немало душ.
Он выглядел в этой отаре,
Как средь змей серых чёрный уж.
Тут души разные стояли,
Все думали и все гадали,
Куда прикажут их впереть.
Иль в рай запустят веселиться,
Иль, может, в пекло подсмалиться,
Чтоб за грехи им нос втереть.
3.98
Было свободно рассуждать им
Про всякие свои дела,
Подумать и помозговать всем,
Душа какая как жила.
Богатый тут на смерть сердился
Деньгами не распорядился –
Кому и сколько нужно дать.
Скупой же тосковал, божился,
Что он на свете не нажился,
Что не успел и погулять.
3.99
Сутяга толковал указы,
Что означает наш статут,
Рассказывали о проказах,
Которые творил сей плут.
Мудрец же физику морочил,
Что-то про космос там торочил,
Гадал, откуда взялся мир.
А ловелас кричал, смеялся,
Рассказывал и удивлялся,
Как умно женщин он дурил.
3.100
Судья там признавался смело,
Что с галунами за мундир
Такое исказил он дело,
Что мог бы навестить Сибирь.
Да смерть избавила косою,
И плечи лёгкою рукою
Палач ему не окропил.
А врач везде ходил с ланцетом,
Слабительным, писал рецепты,
Гордился, как людей морил.
3.101
И сластолюбцы там слонялись,
Эти хитрюги-лауки,
На пальцах ноготки кусали
И пыжились, как индюки.
Всё очи к небу поднимав,
По свету нашему вздыхали,
Что рано их забрала смерть;
Что мало славы распустили,
Не всех на свете обдурили,
Не всем смогли мозги втереть.
3.102
Моты, картёжники, пьянчуги
И весь проворный, шустрый род,
Секретари, чинуши, слуги,
Мошеннический весь народ –
Си, взявшись за руки, ходили
И все о плутнях говорили –
Тех, что творили в жизни той:
Начальстве как своё дурили,
Рулетку по ночам крутили,
Как лишь под утро шли домой.
3.103
Там вертихвостки убивались,
Что некому уж подмигнуть,
Что ими тут не увлекались,
Весёлый что прервался путь.
Цыганки тут не ворожили
И простодушных не дурили.
Что важными старались быть –
Со зла зубами скрежетали...
Их тут совсем не уважали
И не стремились угодить.
3.104
А дальше целая ватага
Эстрадных звёзд, певиц, светил
Шумели, спорили бедняги,
Им был тот свет совсем немил.
Кто жалобно, как пёсик, лаял,
А кто просился в Гималаи,
Иной пытался что-то петь.
Какой-то длинный всё хвалился,
Что он налоги заплатил все –
Никто ведь не хотел кипеть.
3.105
Один певец там всех морочил,
Ногами крендели творил,
Был с виду буйный, пел – не очень,
Не пел, а как бы говорил,
Был гадко выбрит и чуть лысый...
Другой – худой и белобрысый –
Пищал, визжал, словно кастрат.
И те, что слушали, гадали:
То ль у него кой-что убрали,
То ль он взял голос напрокат.
3.106
Я б рассказал о всех подробно,
Да там динамик стал трещать
И жутким голосом загробным
Сталь распорядок сообщать.
Тут не до шуток уже было,
Сим дивам грубо предложили
Стать в очередь к компьютерам,
В банк памяти чтоб заложили
Всё, чем на свете они жили,
Чтоб порешить всё до утра...

3.107
Эней вдруг встретил там Дидану,
Смалёную, как головня.
Согласно нашему закону
Пред нею шапочку он снял:
«Привет! Смотри! Где ты взялася?
И ты, бедняжка, приплелася
Из Карфагена аж сюда?
Какого чёрта ты спеклася?
На свете, что ли, нажилася?
Неужто нет в тебе стыда?!
3.108
Была такая молодица!
И глянь! Погибла от любви.
Смачна, румяна, белолица!
Посмотришь – кружатся мозги.
Теперь же ты не для утехи.
Никто не глянет и для смеха,
Теперь – навеки пропадать!
А я в том вовсе не виновен,
Что так разъехался с тобою, –
Мне приказали удирать.
3.109
Ну, а сейчас, если захочешь,
Давай сойдёмся, как тогда.
И больше – никаких вопросов,
Будем жить вместе. Навсегда!
Ну, подойди же, обниму я,
К сердцу прижму и поцелую...»
«Ты что за чепуху понёс! –
Сказала, – К чёрту убирайся!
Больше ко мне не прикасайся...
Не лезь! А то сверну и нос!»
3.110
Сказала – тут же и пропала.
Эней не знал, как ему быть,
Если б яга не закричала,
Что хватит им уж говорить.
И правда: там бы застоялся,
Могло б случиться, что дождался,
Что рёбра б кто-то посчитал.
Чтоб с вдовами не женихался,
Над мёртвыми не насмехался,
Любовью их не искушал.
3.111
Эней с Сивиллою подался
в пекельную подальше глушь,
Как на дороге повстречался
С ватагою знакомых душ.
Тут все с Энеем обнимались,
Челомкались и целовались,
Увидев пана своего.
Тут всяк горланил и смеялся.
Эней ко всем им приглядался,
И вот увидел он кого:
3.112
Петьку, Терёшку, Шелифона,
Панька, Охрима и Харька,
Леська, Олешку и Сафрона,
Пахома, Иську и Феська,
Стецька, Ониську, Опанаса,
Свирида, Лазаря, Тараса,
Были Денис, Остап, Овсей,
Троянцы все, что утонули,
Когда по морю плыли в бурю,
Был и Вернигора Мусей.
3.113
И кутерьма ж тут началася!
Подняли нестерпимый шум,
И хохот часто тут взрывался,
И всяк молол, что шло на ум.
Вспомнили кучу дел давнишних,
Сказали много слов и лишних.
И сам Эней стал привирать.
Пробалагурили немало...
Хотя и было ещё рано,
Эней мог время потерять.
3.114
Сивиллу сильно это злило –
Уж слишком .далеко зашёл
В той болтовне, что позабыл он,
К кому, зачем и куда шёл.
На него грозно накричала,
Облаяла и настращала,
Что наш Эней аж задрожал.
Троянцы тоже все струхнули,
И кто куда скорей махнули.
Эней за бабкой побежал.
3.115
Шли, шли, и как бы не соврать вам,
С версту иль около того,
Как вот увидели и хаты,
И весь Плутона царский дом.
Сивилла пальцем указала
И так Энею рассказала:
«Вот тут живёт и пан Плутон
С женой своею Прозерпиной.
Теперь с той веткой те€я дивной
К ним поведу я на поклон».
3.116
И только подошли к воротам,
Скорей во двор чтобы чесать,
Вдруг бабка, шавка криворота:
«Кто идёт?» – их стала окликать.
Мерзкое чудо то стояло
И било у двора в клепало,
Как в панских водится дворах;
Обвита вся была цепями,
И змеи вилися клубками
На голове и на плечах.
3.117
Она без всякого обмана,
Без всяких там обиняков
Давала грешным крепко жару:
Ремнями драла, как быков;
Кусала, грызла, бичевала,
Крушила, шкварила, щипала,
Топтала, била и пекла,
Порола, корчила, пилила,
Вертела, рвала и топила
И кровь из тела их пила.
3.118
Эней, бедняга, испугался,
Как мел от страха побелел.
И тут же от яги узнал всё
Кто ей так мучить их велел.
Сивилла ему рассказала
Так, как сама то понимала:
Что есть в аду судья Эак.
Хоть он на смерть не осуждает,
А мучить всё ж повелевает.
Как повелит – и мучат так.
3.119
Ворота сами отворились,
Никто не смел их задержать.
Эней с Сивиллой поспешили,
Чтоб Прозерпине честь отдать.
Преподнести царице тую
С кислицы ветку золотую,
Что сильно так желанна ей.
Но к ней Энея не пустили.
Прогнали... Чуть не отлупили –
Царицу мучила мигрень.
3.120
И вот они вошли в покои
Сего под земного царя...
Впервые встретилось такое –
Всё было чисто, как заря.
Там расписные были стены,
И окна все из морской пены;
Книжное золото, свинец.
Там было много меди, стали,
Кой-где и золото блистало.
И вправду – панский был дворец!
3.121
Эней с Сивиллой удивлялись,
Какие дива в доме том!
Глаза на лоб аж выпинались,
Рты разевали широко.
Не раз они переглянулись,
Не раз, не два и усмехнулись.
Эней то чмокал, то свистал.
Вот тут-то души ликовали,
Что праведно в миру живали –
Эней и сих ТУТ навещал.
3.122
Сидели, руки посложили,
Для них всё – праздничные дни.
Лежали, трубочки курили,
Пили горелочку они.
Горелочка была особой,
Перегнанной и третьепробной,
В ней был и корень и бодян.
А уж какая запеканка!
В ней – от аниса до калганки... –
Плавал и перец и шафран.
3.123
А сколько вкусного там ели!
Ватрушек, коржиков, столбцов,
Вареничков пшеничных белых,
Пушистых с маком буханцов!
Чеснок, рогоз, паслён, кислицы!
А кто хотел, мог насладиться
Крутыми яйцами с кваском
Иль очень вкусною лишней –
Немецкой, что ли, но не здешней.
А запивали всё пивком.
3.124
Большое было тут раздолье
Тому, кто праведно живёт.
Как и большое безголовье,
Кто жизнь, как грешник, проведёт.
Тот, у кого к чему охота,
Мог утешаться тут до пота.
Полнейший был тут ералаш:
Лежи, спи, ешь, пей, веселися,
Кричи, молчи иль пой, крутися,
Рубись – так и дадут палаш.
3.125
Не чванились, не зазнавались,
Никто не думал тут мудрить,
Тут друг над другом не пытались
Ни насмехаться, ни шутить;
Не спорили и не сердились,
Не дрались, даже не гневились.
Всё было тут для всех равно.
Тут всякий гласно женихался,
Ревнивых, ябед не боялся –
Было вообще всё заодно.
3.126
Не холодно было, не душно,
А точно так, как по весне,
Не весело, и так, не скучно...
И так, вы знаете, – весь день.
Когда кому что-то приснилось,
То тут, как с неба, и явилось.
Так жили праведники тут!
Эней немало удивился
И тут же к бабке обратился:
«Да кто ж они, что так живут?»
3.127
«Не думай, что они чиновны, –
Сивилла сей дала ответ, –
Или живут с мошною полной,
Иль совести у кого нет;
Не те, что в дорогих нарядах
То на банкетах, на парадах;
Не те, у кого власть в руках.
Не судьи и не прокуроры,
Не те, все мысли у которых,
Чтоб было больше в кошельках.
3.128
То бедные и все блаженны –
За дурачков считали их –
Хромые и слепорожденны,
Над кем порой звучал и смех.
Те, что с порожними сумами
Ходили вечно под тынами,
Собак дразнили по дворам.
То те, что бог даст получали,
Которых часто провожали
Взашей, а то и по плечам.
3.129
Бедные вдовы пожилые,
Что без приюта жизнь вели,
Честные девы молодые
Тут своё место обрели.
Те, что без родичей остались
И сиротами назывались.
Те, что сидели без зарплат,
Те, что проценты не лупили,
Что людям помогать любили,
Кто чем богат, тем был и рад.
3.130
Тут также честное начальство –
Бывают разные среди них, –
Однако встретишь их нечасто,
Взятка кого ж не соблазнит...
Бывают даже коммерсанты,
А из военных – лейтенанты.
На свете всё же люди есть,
Которые живут по правде,
И, как точнее мне сказать бы, –
У кого совесть есть и честь».
3.131
«Ответь, моя голубка сиза, –
Эней яге вопрос задал, –
Чего же батьку я Анхиза
До сей поры не повстречал?
Ни с грешными, ни у Плутона?
Нет разве для него закона,
Куда его чтоб посадить?»
«Анхиз, – сказала, – божьей крови,
И по Венериной любови,
Где пожелает, будет жить».
3.132
Так говоря, взошли на гору
И наземь сели отдыхать,
И что доступно было взору,
Стали с надеждой озирать,
Чтобы найти скорей Анхиза.
Искать неловко был о снизу...
Анхиз же был как раз внизу.
Всё думал о род ном дитяти,
Не мог дождаться, чуть не плакал,
Не мог постичь сю каверзу.
3.133
Как глядь на гору ненароком –
И своего сынка узрел!
И побежал. Непросто – боком,
Он весь от радости горел.
Спешил с сынком поговорить он,
Увидеться, спросить про всё
И посидеть с ним хоть часок.
С Энеечком своим обняться,
Как с сыном с ним поцеловаться,
Его услышать голосок.
3.134
«Здоров, сыночек, голубь сизый! –
Анхиз Энею закричал, –
И разве, сын, тебе не стыдно,
Что я тебя так долго ждал?
Давай пойдём же в дом госпожий
И проведём там весь день божий,
Попробуем судьбу узнать...»
Эней стоял, распустив нюни,
У рта собрались даже слюни –
Не мог он мёртвых целовать.
3.135
Анхиз, вполне поняв причину,
Чего сыночек тосковал,
Хотел один обнять детину,
Да, вишь, заряд уже пропал.
Стал о судьбе он распинаться,
Чтоб и Эней смог разобраться,
Какой оставит в жизни след.
Каких сынов Эней оставит,
Какая будет у них слава,
Каким он хлопцам будет дед.
3.136
Как раз в то время вечерницы,
Случилось, в пекле начались.
На них девчата-молодицы,
Чтобы развлечься, собрались.
Од ни веснянки напевали,
Другие в ворона играли,
Кто-то загадки задавал.
Кудельку жгли и ворожат,
Трещёткою по спинам били,
А кто колядки напевал.
3.137
Тугие косы заплетали,
Дробушечки на головах,
Иные весело плясали,
Гадали также на бобах.
Узнать о суженых пытались
В каминах, а потом старались
В полночь ходить по пустырям.
У свечек щепочки палили,
Свиные кисточки смалили,
Играли в жмурки по углам.
3.138
Сюда привёл Анхиз Энея,
Среди девчат тех посадил.
Как неука и дуралея
Принять в компанию просил,
Чтоб, как могли, поворожили
И им обоим доложили,
Что встретит на пути Эней.
Был ли хоть малость он удачлив,
С чего и как мог начинать он,
Анхиз спросил всех ворожей.
3.139
Там шустрая была девчонка,
Посмотришь за душу берёт:
Красива, умная плутовка,
Быстра и хитрая, как чёрт.
У неё дела тут и было,
Что всем гадала, ворожила
В этом она была сильна!
Конечно, и приврать умела,
Если бы только захотела,
Но правду резала она.
3.140
Узрев Анхиза, ся шептуха
И примостилась к старику,
Шепнула ему что-то в ухо
И завела с ним речь таку:
«Вот я сыночку погадаю,
Поворожу и постараюсь
Ему, что будет, рассказать.
Я ворожбу такую знаю –
Любое дело отгадаю...
Я вовсе не умею врать».
3.141
В горшочек тут же положила
Ведёмских всяких разных трав –
Она сама их насушила,
«На Костятина» их собрав:
Васильков, папоротъ, шалфея,
Цикория и ерофея,
Подснежников и чебреца –
Всё это залила водою,
И не простою – ключевою,
Сказав какие-то словца.
3.142
Горшок тот черпаком накрыла,
Поставила его на жар,
К нему Энея посадила,
Чтоб огонёк тот раздувал.
Вот разгорелось, зашипело,
Запарилось, забулькотело,
Перемещалось сверху вниз.
Эней тут навострил и уши,
Словно людской он голос слушал
То слушал и старик Анхиз.
3.143
Вот стали раздувать сильнее –
Горшок сильней заклекотал,
Голос послышался яснее,
И вот Энею что сказал:
«Энею хватит убиваться,
От него будет размножаться
Воинственный великий род.
Всем миром будет управлять он,
Будет большой завоеватель –
Всех подомнёт себе под спод.
3.144
И римские поставят стены,
И жить в них будут, как в раю.
Большие будут перемены
Во всём окружном том краю.
Все будут жить и поживать там,
Пока придёт час целовать всем
Ноги пришельца сапога...
Отсюда же пора убраться
И со своим отцом прощаться,
Чтоб тут досрочно не погиб».
3.145
Анхизу очень то претило,
Так сразу быть с Энеем врозь.
И в голову не приходило
Ему, чтоб видеться так вскользь.
Да вишь! Ничем не пособить им,
Энея должен отпустить он –
Энея ждёт его народ...
Прощались спешно. Обнимались,
Слезою горькой обливались –
Анхиз кричал, как в марте кот.
3.146
Назад бежали напрямую,
Расстались с адом наконец.
Эней покинул сень чудную,
Остался в ней Анхиз-отец...
Пришёл к троянцам потихоньку,
Пробрался шустро, полегоньку,
Где повелел себя им ждать.
Троянцы навзничь все лежали
И крепко беззаботно спали.
Эней и сам улёгся спать.

Часть четвёртая


4.1
А поутру пришла Сивилла
И начала его трясти.
Деньжат прибавить запросила
И обещала довести
Все до конца свои прогнозы
О его деле и угрозах,
Что поджидали на пути.
Куда ему челны направить,
Как положение исправить
И как Юноне угодить.
4.2
«Соловья баснями не кормят.
Та предоплата, посуди,
Была лишь только для проформы,
А плата будет впереди.
Тебе ведь нужно дела ради
Узнать, что спереди, что сзади
Ты встретишь на своём пути.
Что нужно взять с собой в дорогу,
К чьему прибьёшься ты порогу,
И как всё нужно завершить».
4.3
Сказав сии слова, Сивилла
Гадать Энею начала
И голову так задурила,
Что даже добрые слова
Звучали непонятно, мутно.
К Энею доходило смутно,
Ему что делать, где и как.
Сивилле ж было не впервые
Мутить, чтоб больше заплатили,
Хоть бедный был Эней и так.
4.4
И всё же смог он догадаться,
Раз уж такое привелось,
Не стал он с ведьмой торговаться
Жалеть потом чтоб не пришлось.
Сказал спасибо старой суке
Эней за добрую науку,
Монет двенадцать в руку дал.
Сивилла денежки – под юбку,
Подняв подол свой и тулупчик,
Исчезла, словно чёрт слизал.
4.5
Избавившись от сучьей бабы,
Эней готовить стал челны,
А то Юнона ведь могла бы
Спровадить и до сатаны...
Расселись по челнам. Поспешно
Толкнули их от земли здешней,
На волю отдались ветрам.
Гребли как черти, живо, дружно,
Кое-кому аж стало душно,
Гудели вёсла по волнам.
4.6
Плывут... вдруг ветры заурчали –
Опасно с ветрами шутить –
Завыли грозно, засвистали,
Энею не дают пути.
И начали челны качаться,
То вбок, то на нос наклоняться,
Враг устоит тут на ногах.
С испугу хлопцы задрожали,
Как с лихом справиться не знали,
Играли только на зубах.
4.7
Но вот стал ветер утихать всё ж,
Немного волны улеглись,
Стал месяц в тучах появляться,
И звёзды на небе – блись-блись...
Э-гей! Троянцам легче стало –
Увидели, что не пропали!
А думали, что пропадут...
На свете уж давно ведётся:
На молоке кто обожжётся,
Тот на корову будет дуть.
4.8
Троянцы наконец умолкли.
И брюхом кверху, как лини,
Хлебнув из кружек малость горькой,
Беспечно спать поулеглись.
Как вдруг паромщик их, заноза,
Плюх наземь, как мешок из воза,
И как в припадке заорёт:
«Погибли мы и все, кто с нами!
Прощайтесь с телом и душами,
Последний наш пропал народ!
4.9
Проклятый остров перед нами,
И нам его не миновать,
Нам мимо не проплыть челнами,
На нём же, братцы, – пропадать.
Живёт на острове царица
Цирцея, злая чаровница,
Та, что уродует людей.
Всех тех, кто не остережётся
И ей на остров попадётся,
Тех превратит она в зверей.
4.10
Не будешь там ходить на паре –
Полезешь фазу четырьмя...
Как вола купят на базаре!
Готовьте шеи для ярма!
Хохлацкому согласно строю,
Козлом не будешь, ни – козою,
А обязательно – волом.
И будешь вечно плуг тянуть ты.
Не отдохнёшь ты и минуты,
Если поставят бовкуном.
4.11
Лях «пшекать» там уже не будет,
Забросит чуйку и жупан,
И «не позвалям» там забудет,
А заблеёт так, как баран.
Москаль там как бы не козою
Заме-ке-ке-кал с бородою,
А прус хвостом не завилял,
Как та лиса хвостом виляет,
Когда борзая догоняет,
Когда Чухрай почти догнал.
4.12
Австрийцы ходят журавлями,
Цирцее служат за гусар
На острове том – сторожами.
А итальянец – тот маляр,
Не разные способен штуки,
Певец, танцовщик на все руки,
Умеет и чижей ловить.
Он переделан в обезьяну,
Ошейник носит из сафьяна
И осуждён людей смешить.
4.13
Французов же, головорезов,
Этих давних забияк,
К чужим что маслакам всё лезут –
Их переделали в собак.
Они и на владыку лают,
За горло всякого хватают,
Грызутся и между собой:
У них кто хитрый, тот и старший.
Подраться любят они страшно –
С любым готовы они в бой.
4.14
Ползут швейцарцы червяками,
Голландцы квакают в дерьме,
Чухонцы лазят муравьями,
Узнаешь немца там в свинье.
Индюком ходит там испанец,
Сосед его крот – португалец,
Швед серым волком воет там,
Датчанин лихо жеребцует,
Медведем турок там танцует...
Увидите, что будет нам!»
4.15
Ужасную беду узрели
Троянцы все и пан Эней.
Собрались в кучу и засели
Подумать о беде своей.
И тут же разом сговорились,
Чтоб все крестились и молились,
Лишь бы тот остров им минуть.
Молебен Эолу закатили
И горячо его просили,
Чтоб ветрам в другой бок подуть.
4.16
Молебном удовлетворился
Эол и ветры отвернул –
Троянский курс переменился,.
Эней быть зверем увильнул.
Ватага вся повеселела,
С бутылок водка пошла в дело,
Никто и капли не пролил.
Потом схватились за весёльца
И погребли от всего сердца
Эней по почте словно плыл.
4.17
Эней похаживал по челну,
Роменский табачок курил,
Внимательно смотрел другом он,
Чтоб не проплыть, куда он плыл.
«Хвалите, – крикнул, – бога, братцы!
Кажись, сумели мы добраться –
Прямо по носу Тибр у нас!
Ся речка Зевсом обещанна
И с берегами нам отданна.
Греби! – И закричу шабаш!»
4.18
Гребнули раз, два, три, четыре,
И вот у берега челны.
Троянцы наши все вскочили,
На землю прыг – и там они!
И туг же стали разбираться,
Копать и стройкой заниматься,
Словно им землю суд отвёл.
Эней кричит: «Моя тут воля,
И сколько взор окинет поля,
Настрою городов и сёл!»
4.19
Латинская земля была та,
И шустрый царь в ней был Латин,
Царь мелочный и скуповатый,
Дрожал, как Каин, за алтын.
И все вассалы его были
Скупыми и всегда ходни.
В заплатах, глядя на царя.
Деньгами там не козыряли,
Вместо них В крашенки играли,
Зря не возьмёшь и сухаря.
4.20
Латин сей, хоть не очень близкий,
А всё ж олимпским был родня.
Ни перед кем не гнулся низко,
И всё ему было – фигня!
Его мамаша очень часто
Встречалась с Фавном в лесной чаще
Да и Латина обрела.
Латин же дочь имел красулю,
Игривую и разбитную,
Она одна у него была.
4.21
Она была залётной птицей!
Что сзади, спереди – кругом.
Свежа, румяна, взгляд искрится.
Вносила радость она в дом.
Дородная, добра, красива,
Не гордая и не спесива,
Гибка, проворна и умна.
Кто на неё хоть ненароком
Закинет молодецким оком,
Тот тут же и сходил с ума.
4.22
Она для всех – кусочек ласый,
Слюнки текут, взглянешь хоть раз!
Куда там греческим колбасам!
Куда первак грушевый квас!
Задых возьмёт от неё мигом,
И в голове начнутся сдвиги,
А может ёкнуть и не там.
Поставит прямо ясны очи,
И недоспишь не одну ночь ты.
То по себе я знаю сам.
4.23
Соседи-хлопцы женихались
К пригожей девушке – одни,
Другие свататься пытались,
Те, что надеялись любви
У дочери царя добиться,
Царя приданным поживиться,
Потом и царство за чуб взять.
Но мамочка её Амата
Имела очень вкус богатый,
Не всякий нравился ей зять.
4.24
Один был – Турн, царёк солидный,
В соседях у Латина жил.
Царице он казался видным,
И царь неплохо с ним дружил.
Не в шутку молодец был бравый,
Высокий, толстый и кудрявый,
Обточенный, как огурец.
И войск имел своих немало,
И в кошельке кой-что звучало,
Царёк и впрямь был молодец.
4.25
Пан Турн уж очень подсыпался
К дочке латинского царя,
Он перед нею преклонялся...
И преклонялся он не зря –
Латин, и дочка и Амата
От Турна ожидал я сватов.
Уже нашили рушников
И всяких всячин понабрали,
При сватовстве что раздавали.
Все ждали Турновых сватов.
4.26
Если чего-то нет в кармане,
Не каркай, что оно твоё.
Что будет, ты того не знаешь,
Утратить можешь и своё.
Ведь говорят: не зная броду,
Не лезь поспешно первый в воду,
Чтобы не насмешить людей.
Сначала волок потряси ты,
Потом уж рыбою хвались ты,
Иначе будешь дуралей.
4.27
Сватовством пахло у Латина,
И ждали только четверга.
Как туг Анхизова детина
Вдруг приплелась на берега
Со всем своим троянским племем.
Эней не зря наш тратил время,
По-молодецки закрутил:
Горелку, пиво, мёд и брагу
Поставил он для всей ватаги,
К большому сбору затрубил.
4.28
Трояне, скопище голодных,
Примчались рысью на тот клич,
Как стая галок в непогоду,
Подняли там и шум и крик.
Сивушки тут же хватанули
По ковшику и не моргнули,
Потом добрались до еды.
Всё войско хорошо мотало,
Что за ушами аж трещало,
И пили всё – кроме воды.
4.29
Жевали кислую капусту,
Рублённую, и огурцы
(То было время мясопуста),
Хрен с квасом, редьку, голубцы,
Рябка, тетерю, саламаху...
Как не было – всё съели с маху
И потрощили сухари.
Всё, что стояло, посъедали,
И водку всю повыпивали,
Как на вечере косари.
4.30
Эней зажал одну носатку
Горелки, было, про запас,
Но, хватив крепко для порядка,
Отдал – бывает так у нас,
Хотел послед ним поделиться,
До чёртиков чтоб уж напиться,
И кружку махом пропустил.
За ним и вся его голота
Пила, пока была охота,
А кой-кто выбился из сил.
4.31
Бочёночки, бутыль, носатку,
Кувшины, тыкву и горшки –
Всё высушили без остатка,
Посуду разнесли в куски.
С похмелья хлопцы просыпаюсь,
Скучали – не опохмелялись...
Пошли ту землю озирать,
Где им указано селиться,
Жить, строиться или жениться,
И про латинцев разузнать.
4.32
Ходили там иль не ходили,
Но вот вернулись и назад.
И чепухи наговорили,
Что пан Эней был и не рад.
Сказали: «Люди тут бормочут,
На языке чудном стрекочут,
Мы языка их не поймём.
Слова свои на «ус» кончают,
Что скажем мы – не понимают,
Среди них все мы пропадём».
4.33
К Энею тут пришла догадка,
Велел, чтоб сбегали к дьякам
Купить латинские граматки.
Решил за дело взяться сам.
За книжки засадил он хлопцев
И по-латински сих молодцев
Заставил день и ночь гудеть.
У книжек хлопцы аж потели,
А многим даже не хотелось
Уж и на белый свет глядеть.
4.34
Эней от них не отступался,
Тройчаткой всех их подгонял,
А кто хоть малость уклонялся,
Тому субботку назначал.
За семь дней так всё изучили,
Что уж с Энеем говорили
Произносили всё на «ус»:
Энея звали Энеусом,
Уже не паном - ДОМИНУСОМ,
Себя же звали - троянус.
4.35
Эней троянцев похвалил всех,
Что так латинский усекли,
Сивушки в кубочки налил им
И могарыч тянуть пошли.
Потом с десяток наиумнейших,
В латыни что ни есть мудрейших,
Он отобрал как напоказ.
Послал послами их к Лапшу
От его имени и чина,
На сей счёт точный дал приказ.
4.36
Послы, добравшись до столицы,
Царю просили передать,
Что к нему лично и к царице
Эней прислал поклон отдать.
И с хлебом, солью и с другими
Подарками предорогими,
Чтоб познакомиться с царём.
И коль добьётся царской ласки
Эней-сударь и князь троянский,
То сам придёт к нему в терём.
4.37
Латину как только сказали,
Что от Энея есть послы,
Что с хлебом-солью ожидают
И что подарки принесли,
Хотят Латину поклониться,
Знакомиться и подружиться,
Латин по-царски закричал:
«От хлеба я не отрекаюсь
И с добрыми людьми братаюсь.
Вот на ловца и зверь примчал!..»
4.38
Велел он тут же прибираться,
Светлицы, коридор мести,
Двор свежей зеленью украсить,
Шпалер различных принести
И побелить царскую хату.
Позвал он также и Амату,
Чтоб и она даль совет,
Как нужно лучше прибираться
И как коврами устилаться,
Как подбирать ко цвету цвет.
4.39
Послал гонца он к богомазу
Разных рисунков накупить,
А также всяких там припасов,
Чтоб было им что есть и пить.
Рейнского взяли с кардамоном,
А пиво чёрное с лимоном,
Водки с полбочки гонец взял.
Нашлись там и бычки, телята,
Бараны, овцы, поросята...
Латин оделся, как на бал.
4.40
Но вот доставили картины
Картинных лучших писарей.
Был царь Горох на них, ундины;
Портреты всех богатырей:
Как Александр в Индии Пору
Давал чертей в военном споре,
Чернец Мамая
как побил;
Как Муромец Илья гуляет,
Как половцев он прогоняет,
Как Переяславль защитил.
4.41
Бова с Полканом как водился,
Один другого как лупил;
Как соловей-харциз женился,
Как в Польше Железняк ходил.
Портрет был француза Картуша,
А перед ним стоял Гаркуша,
И Ванька-Каин выше всех.
Там всяких всячин накупили,
Все стены ими облепили.
Дивился царь их красоте!
4.42
По дому все дела закончив,
Латин вокруг всё озирал –
Светёлки, сени, коридорчик.
Потом одежду подбирал:
Плащ из клеёночки напялил
Он с пуговицей оловянной,
На голову взял капелюх.
На ноги – тёплые калоши,
Взял пару рукавиц хороших,
Надулся, как в огне лопух.
4.43
Латин, как царь, в своём наряде
Важно шагал в кругу вельмож.
Те тоже были при параде,
Каждый надулся, словно ёж.
Царя на стульчик посадили,
А сами молча отступили
От трона до самих дверей.
Царица же сидела рядом
В красивом шёлковом наряде
И в шапочке из соболей.
4.44
Дочка Лавися-чепурнуха
Б немецкий облеклась наряд,
Вертелась, как в укропе муха,
Всё в зеркало бросала взгляд.
От стульчика царя Латина
Рядно-дорожку постелили
Аж до калитки и ворот.
Стеной войска стояли плотной –
Воловьи, конные, пехота,
И весь собрался тут народ.
4.45
Послов ввели к Латину важно –
Всегда так было у латин...
Подарок нёс посланник каждый:
Пирог длиной в целый аршин,
И соль, горелочки носатку,
И разного тряпья охапку,
Эней Латину что прислал.
Перед царём остановились,
Три раза низко поклонились,
Старший реляцию сказал:
4.46
«Энеус Ностер магнус панус
И славный троянорум князь,
Шмыгал по морю, как цыганус,
Адте, орекс! Прислал нунк нас.
Рогамус, домине Латине,
О, пусть наш капут тут не сгинет,
Пермитте жить в земле своей,
Хоть за пекунии, хоть гратис,
Мы благодарны будем статис
Бенефиценции твоей.
4.47
Орекс! Будь нашим меценатом,
И ласкам туам покажи,
Энеусу сделайся братом,
О оптиме, не откажи.
Энеус принцепс есть моторный,
Формозус, добрый и проворный,
Увидеть сам инномине!
Вели акципере подарки
С душою доброй и без сварки,
Вручить поручено что мне.
4.48
Сё – самолёт-ковёр чудесный,
Он соткан много лет наг ад.
Летает к облакам небесным,
И к месяцу и ко звездам.
Но можно стол им накрывать вам,
На пол стелить перед кроватью,
Иль таратайку застилать.
Царевне будет он пригоден.
Особенно для того года,
Как замуж будут выдавать.
4.49
Вот чудо-скатерть самобранна,
Её давно приобрели
Аж в Липске. Всем она желанна.
Её на стол лишь постели
И попроси еду любую,
Вмиг на столе стоять всё будет,
Всё, что на белом свете есть:
Пивко, винцо, медок, горелка,
Рушник, нож, ложка и тарелка.
Царице рады сю поднесть.
4.50
А вст сафьянцы-скороходы,
Их надевал ещё Адам!
В старинные пошиты годы,
Не знаю, как достались нам.
Наверное, от тех пендосов,
Что в Трое поутёрли нос нам.
О том Эней лишь может знать.
Сю вещь, как редкую, старинну,
Подносим мы царю Латину,
С поклоном просим мы принять».
4.51
Царица, царь, их дочь Лавина
Переглянулись меж собой.
Чтоб не уплыл кусочек мимо,
Каждый тянул подарок свой.
Ведь знатные были подарки,
Едва не обошлось без свалки.
Тогда Латин сказал послам:
«Скажите вашему Энею,
Латин со всей семьёй своею,
Крой боже, как все рады вам!
4.52
Все подданные тоже рады,
Что бог направил вас сюда.
Теперь вам никуда не надо –
Не отпущу вас никуда.
Прошу, Энею поклонитесь,
Хлеб-соль принять не откажитесь,
Кусок последний разделю.
И дочь есть у меня. Похоже,
Хозяйка добрая, пригожа,
То, может, и в родню вступлю».
4.53
Потом все за столом сидели,
Прислуга бегала вокруг,
Пили горелочку и ели
Баранки с маком и икру.
Был борщ, свинина с бурачками,
А в юшке потрох с галушками,
Потом с подливой каплуны.
Из рыбы – бабка-шарпанина,
Смачная с чесноком свинина;
Кисель, какой едят паны.
4.54
Заморские там были вина...
Обо всём трудно рассказать.
Что обо всём? – О половине
Мне невозможно описать!
Пили настойку на кизиле
И ту, что с Крыма привозили –
Её айвовкою зовут.
Из пушек на виват стреляли,
Туш громко трубачи играли,
А много лет – дьяки ревут!
4.55
Латин, как и царю пристало,
Энея щедро отдарил:
Лубенского шмат каравая,
Корыто опишнянских слив,
Орехов киевских калёных,
Полтавских сотни две пирожных,
Гусиных дюжин пять яиц;
Скотины крупной из Липянки,
Бочку сивухи из Будянки,
Сто решетиловских овец.
4.56
Латин-царь дружбой повязался
С Энеем нашим молодцом.
Эней и зятем назывался...
Но – дело красится концом.
Эней беспечно без помехи
Затевал игры, шутки, смехи,
А о Юноне и забыл,
О той, что его не любила
И каждый раз за ним следила,
Чтоб поубавить его пыл.
4.57
Юнона всё перевернула
В Латина старого стране.
Легко подбила она Турна
Из-за Лавинии к войне.
Старик Латин был не рубака,
Он не любил ни ссор, ни драки.
Зато кричал его народ:
«Война! Война! Против троянцев!
Мы всех Энеевых поганцев
Побьём – искореним их род!»
4.58
А Турн беснуется и злится,
К царям соседним шлёт послов,
Зовёт их всех го заграницы
Против троянских злых сынов.
Старик Латин назад дал ходу,
Побаивался он народа
И ждал, какой будет конец.
Юнона же везде летает,
Всех на Энея направляет
Сбить свадебный с него венец.
4.59
Не тучи солнце то закрыли,
Не вихри пылью то вертят,
Не воронья над полем крылья,
Не ветры буйные шумят –
Войска то разными шляхами
Идут, спешат, гремя мечами,
Чтоб под знамёна Турна стать.
До неба пыль над ними вьётся,
Сама земля как будто гнётся,
Кони копытами стучат.
4.60
Большое войско вёл Мезенций,
Этруск, Агиллы бывший царь;
Под львиной шкурою Авентин;
Цекул, Пренестский государь...
Из Триволи – Катилл и Кора.
Потомок от Агамемнона,
Своё вёл войско Ализей.
Мессап, Нептуна сын отважный...
Войну считал он делом важным,
Сей укротитель лошадей.
4.61
Там и наездница скакала
И войско сильное вела,
Собой людей вокруг пугала
И всё, как помелом, мела.
Ся дева звалась – царь Камилла,
До пупа баба, там – кобыла.
Кобылью всю имела стать:
Ноги – четыре, хвост с прикладом,
Хвостом виляла, била задом,
Могла и говорить и ржать.
4.62
Если слыхали про Полкана,
Так то была его сестра.
Они мотались по Кубани,
А род их был из-за Днестра.
Была Камилла боевая,
И чаровница очень злая,
И в беге быстрая была:
Не бегала она – летала,
Из лука метко в цель стреляла,
И много крови пролила.
4.63
Такая вот орда валила,
Чтоб разнести Энея в пух.
Уж коли где Юнона злилась,
То там держи ты крепко дух.
Жаль, жаль Энея неборака,
Если его на мель, как рака,
Зевес допустит посадить...
Но! Увильнёт от сей напасти
Эней. Ведь по военной части
Он мог победы мастерить.
 
 
 
4.64
Он явно видел злую тучу,
Что на него война несла.
Враг был силён, враг был могучий,
Могли быть жертвы без числа...
Эней сидит ночной порою
Над тёплой тибрскою волною,
С тревогой в мысли погружён.
От дум почти изнемогает
И незаметно засыпает.
И вот он видит вещий сон.
4.65
Бог Тибр из вод ему явился.
Изрёк: К войне чтоб был готов,
Чтобы войны он не страшился
И положился на богов.
Сказал, чтоб не плошал и сам он,
И что на месте этом самом
Чрез тридцать лет его сын Юл
Построит город Альба-Лонгу
И будет царствовать в нём долго...
Сказал – и снова в Тибр нырнул.
4.66
Эней, не мешкая, подался
К царю Эвандру в Паллантей –
И царь отдал своих аркадцев
Энею в помощь. И Эней,
Приняв в пути этрусков силы
(Их вёл Тарконт, принц из Агиллы),
Войска к троянцам повернул –
Турн и Мезенций там уж были,
Троянцев крепость обложили,
Но был не страшен теперь Турн...
 
 
 
4.67
Война была недолгой, скорой...
После неё и мир настал,
Но сколько слёз и сколько горя
Её жестокость принесла!
Погибло много в ней героев,
Прибившихся сюда из Трои –
Средь них был Нис и Эвриал;
Паллант, Эвандра сын любимый
Копьё насквозь его пронзило,
Что Турн рукой своей послал.
4.68
Этруск Аррунт убил Камиллу,
И самого его потом
Стрела Дианы поразила.
Мезенций пал! На поле том
Судьба бог знает что творила,
И многих унесла в могилу,
Пока Эней войну пресёк,
Покончив в поединке с Турном.
Свершилось то, что ночью лунной
Ему бог Тибр во сне предрёк.
4.69
Избавившись от супостата,
Для примирения сторон
Эней прислал к Латину сватов –
Лавинию взял в жёны он.
Скрепил союз с царём Латином,
Троянцам чтоб семьёй единой
Осесть средь тех холмов, полей...
Волю Олимпа чтоб исполнить
И город городов построить
На новой родине своей.
4.70
В истории уж так бывало:
Разрушат – после строят вновь.
Примеров есть тому немало.
И каждый раз – несчастье, кровь...
Всё рушат быстро – долго строят.
И дорого то людям стоит,
Чтоб обрести покой опять,
Чтоб мирно на земле трудиться,
Чтобы трудом своим гордиться
И твёрдо на ногах стоять.
4.71
Так и у нас. Всё разорили,
Переменили прежний курс,
Все заповеди позабыли,
Что дал нам, грешникам, Иисус.
В двадцатом веке трудно жили,
Вожди ведь дьяволу служили,
За нас решали, как нам быть...
Теперь вроде свободны руки.
Так дай же бог, чтоб наши внуки
Сумели в двадцать первом жить.