|
Я так завидовал всегда всем тем, что пишут непонятно, и чьи стихи, как полупятна из полудыма-полульда. Я формалистов обожал, глаза восторженно таращил, а сам трусливо избежал абракадабр и тарабарщин. Я лез из кожи вон в борьбе со здравым смыслом, как воитель, но сумасшедшинки в себе я с тайным ужасом не видел. Мне было стыдно. Я с трудом над сумасшедшинкою бился. Единственно, чего добился, – вся жизнь – как сумасшедший дом. И я себя, как пыткой, мучил – ну в чем же я недоборщил и ничего не отчубучил такого, словно: «дыр... бул... щир...»? О, непонятные поэты! Единственнейшие предметы белейшей зависти моей... Я – из понятнейших червей. Ничья узда вам не страшна, нас в мысль никто не засупонил, и чьё-то: «Ничего не понял...» – ним слаще мирра и вина. Творцы блаженных непонятиц, поверх сегодняшних минут живите, верой наполняясь, что вас когда-нибудь поймут. Счастливцы! Страшно, между тем, быть понятым, но так превратно, всю жизнь писать совсем понятно, уйдя непонятым совсем... 1985
|