Соленые брызги блестят на заборе.
Калитка уже на запоре. И море,
дымясь, и вздымаясь, и дамбы долбя,
соленое солнце всосало в себя.
Любимая, спи... Мою душу не мучай,
Уже засыпают и горы, и степь,
И пес наш хромучий, лохмато-дремучий,
Ложится и лижет соленую цепь.
И море – всем топотом,
и ветви – всем ропотом,
И всем своим опытом – пес на цепи,
а я тебе – шёпотом,
потом – полушёпотом,
Потом – уже молча: «Любимая, спи...»
Любимая, спи... Позабудь, что мы в ссоре.
Представь: просыпаемся. Свежесть во всем.
Мы в сене. Мы сони. И дышит мацони
откуда-то снизу, из погреба, – в сон.
О, как мне заставить все это представить
тебя, недоверу? Любимая, спи...
Во сне улыбайся. (все слезы отставить!),
цветы собирай и гадай, где поставить,
и множество платьев красивых купи.
Бормочется? Видно, устала ворочаться?
Ты в сон завернись и окутайся им.
Во сне можно делать все то, что захочется,
все то, что бормочется, если не спим.
Не спать безрассудно,
и даже подсудно, –
ведь все, что подспудно, кричит в глубине.
Глазам твоим трудно.
В них так многолюдно.
Под веками легче им будет во сне.
Любимая, спи... Что причина бессоницы?
Ревущее море? Деревьев мольба?
Дурные предчувствия? Чья-то бессовестность?
А может, не чья-то, а просто моя?
Любимая, спи... Ничего не попишешь,
но знай, что невинен я в этой вине.
Прости меня – слышишь? – люби меня – слышишь? –
хотя бы во сне, хотя бы во сне!
Любимая, спи... Мы – на шаре земном,
свирепо летящем, грозящем взорваться, –
и надо обняться, чтоб вниз не сорваться,
а если сорваться – сорваться вдвоем.
Любимая, спи... Ты обид не копи.
Пусть соники тихо в глаза заселяются,
Так тяжко на шаре земном засыпается,
и все-таки – слышишь, любимая? – спи...
И море – всем топотом,
и ветви – всем ропотом,
И всем своим опытом – пес на цепи,
а я тебе – шёпотом,
потом – полушёпотом,
Потом – уже молча: «Любимая, спи...»
1964
|