Жил я славно в первой трети Двадцать лет на белом свете – по учению, Жил безбедно и при деле, Плыл, куда глаза глядели, – по течению. Заскрипит ли в повороте, Затрещит в водовороте – я не слушаю, То разуюсь, то обуюсь, На себя в воде любуюсь, брагу кушаю. И пока я наслаждался, Пал туман, и оказался в гиблом месте я, И огромная старуха Хохотнула прямо в ухо, злая бестия. Я кричу – не слышу крика, Не вяжу от страха лыка, вижу плохо я, На ветру меня качает... «Кто здесь?» Слышу – отвечает: «Я, Нелёгкая! Брось креститься, причитая, – Не спасет тебя Святая Богородица: Кто рули да вёсла бросит, Тех Нелегкая заносит, – так уж водится!» И с одышкой, ожиреньем Ломит, тварь, по пням-кореньям тяжкой поступью. Я впотьмах ищу дорогу, Но уж брагу понемногу – только по сту пью. Вдруг навстречу мне – живая Колченогая Кривая – морда хитрая: «Не горюй, – кричит, – болезный, Горемыка мой нетрезвый, – слёзы вытру я!» Взвыл я, ворот разрывая: «Вывози меня, Кривая, – я на привязи! Мне плевать, что кривобока, Криворука, кривоока, – только вывези!» Влез на горб к ней с перепугу, Но Кривая шла по кругу – ноги разные. Падал я и полз на брюхе, И хихикали старухи безобразные. Не до жиру – быть бы живым, Много горя над обрывом, а в обрыве – зла. «Слышь, Кривая, четверть ставлю – Кривизну твою исправлю, раз не вывезла! Ты, Нелёгкая, маманя, Хочешь истины в стакане на лечение? Тяжело же столько весить, А хлебнёшь стаканов десять – облегчение». И припали две старухи Ко бутыли медовухи – пьянь с ханыгою. Я пока за кочки прячусь, Озираюсь, задом пячусь, с кручи прыгаю... Огляделся – лодка рядом, А за мною по корягам, дико охая, Припустились, подвывая, Две судьбы мои: Кривая да Нелёгкая. Грёб до умопомраченья, Правил – против ли теченья, на стремнину ли... А Нелёгкая с Кривою От досады, с перепою там и сгинули. 1977
|