Жил я славно в первой трети
Двадцать лет на белом свете –
по учению,
Жил безбедно и при деле,
Плыл, куда глаза глядели, –
по течению.

Заскрипит ли в повороте,
Затрещит в водовороте –
я не слушаю,
То разуюсь, то обуюсь,
На себя в воде любуюсь,
брагу кушаю.

И пока я наслаждался,
Пал туман, и оказался
в гиблом месте я,
И огромная старуха
Хохотнула прямо в ухо,
злая бестия.

Я кричу – не слышу крика,
Не вяжу от страха лыка,
вижу плохо я,
На ветру меня качает...
«Кто здесь?» Слышу – отвечает:
«Я, Нелёгкая!

Брось креститься, причитая, –
Не спасет тебя Святая
Богородица:
Кто рули да вёсла бросит,
Тех Нелегкая заносит, –
так уж водится!»

И с одышкой, ожиреньем
Ломит, тварь, по пням-кореньям
тяжкой поступью.
Я впотьмах ищу дорогу,
Но уж брагу понемногу –
только по сту пью.

Вдруг навстречу мне – живая
Колченогая Кривая –
морда хитрая:
«Не горюй, – кричит, – болезный,
Горемыка мой нетрезвый, –
слёзы вытру я!»

Взвыл я, ворот разрывая:
«Вывози меня, Кривая, –
я на привязи!
Мне плевать, что кривобока,
Криворука, кривоока, –
только вывези!»

Влез на горб к ней с перепугу,
Но Кривая шла по кругу –
ноги разные.
Падал я и полз на брюхе,
И хихикали старухи
безобразные.

Не до жиру – быть бы живым,
Много горя над обрывом,
а в обрыве – зла.
«Слышь, Кривая, четверть ставлю –
Кривизну твою исправлю,
раз не вывезла!

Ты, Нелёгкая, маманя,
Хочешь истины в стакане
на лечение?
Тяжело же столько весить,
А хлебнёшь стаканов десять –
облегчение».

И припали две старухи
Ко бутыли медовухи –
пьянь с ханыгою.
Я пока за кочки прячусь,
Озираюсь, задом пячусь,
с кручи прыгаю...

Огляделся – лодка рядом,
А за мною по корягам,
дико охая,
Припустились, подвывая,
Две судьбы мои: Кривая
да Нелёгкая.

Грёб до умопомраченья,
Правил – против ли теченья,
на стремнину ли...
А Нелёгкая с Кривою
От досады, с перепою
там и сгинули.
1977