В одной державе, с населеньем... –
Но это, впрочем, всё равно,
Других держав с опереженьем, –
Всё пользовалось уваженьем –
Что может только пить вино.

Царь в той державе был без лоску, –
Небрит, небрежен, как и мы;
Стрельнет, коль надо, папироску, –
Ну, словом, свой, ну, словом, в доску, –
И этим бередил умы.

Он был племянником при дяде,
Пред тем как злобный дар не пить
Порвал гнилую жизни нить, –
В могилу дядю свел. Но пить
Наш царь не смел при дяде-гаде.

Когда иные чужеземцы,
Инако мыслящие нам
(Кто – исповедуя ислам,
А кто – по глупости, как немцы),
К нам приезжали по делам –
С грехом, конечно, пополам

Домой обратно уезжали, –
Их поражал не шум, не гам
И не броженье по столам,
А то, что бывший царь наш – хам
И что его не уважали.

И у него, конечно, дочка
Уже на выданье была:
Хорошая – в нефрите – почка,
Так как с рождения пила.

А царь старался, бедолага,
Добыть ей пьяницу в мужья:
Он пьянство почитал за благо, –
Нежней отцов не знаю я.

Бутылку принесет, бывало:
«Дочурка! На, хоть ты хлебни!»
А та кричит: «С утра – ни-ни!» –
Она с утра не принимала,
Или комедию ломала, –
А что ломать, когда одни?

«Пей, вербочка моя, ракитка,
Наследная прямая дочь!
Да знала б ты, какая пытка –
С народом вместе пить не мочь!

Мне б зятя – даже не на зависть,
Найди мне зятюшку, найди!
Пусть он, как тот трусливый заяц,
Не похмеляется, мерзавец,
Кто пьет с полудня, – выходи!

Пойми мои отцовы муки:
Ведь я волнуюся не зря,
Что эти трезвые гадюки
Всегда – тайком и втихаря!

Я нажил всё, я нажил грыжу,
Неся мой груз, мое дитя!
Ох, если я тебя увижу
С одним их этих! Так обижу!..
Убью, быть может, не хотя! –
Во как я трезвых ненавижу!»

Как утро – вся держава в бане, –
Отпарка шла без выходных.
Любил наш царь всю пьянь на пьяни,
Всех наших доблестных ханыг.

От трезвых он – как от проказы:
Как встретит – так бежит от них.
Он втайне издавал указы,
Все – в пользу бедных и хмельных.

На стенах лозунги висели, –
По центру, а не где-нибудь:
«Виват, загулы и веселье!
Долой трезвеющую нудь!»

Сугубо и давно не пьющих –
Кого куда, кого – в острог,
Особо – принципы имущих...
Сам – в силу власти – пить не мог.

Но трезвые сбирали силы,
Пока мы пили натощак,
Но наши верные кутилы
Нам доносили – где и как.

На митинг против перегара
Сберутся, – мы их хвать в кольцо,
И ну гурьбой дышать в лицо,
А то – брандспойт, а в нем – водяра!

Как хулиганили, орали –
Не произнесть в оригинале,
Ну, трезвая шпана, – кошмар!
Но мы их всё же разогнали
И отстояли перегар.

А в это время трезвь сплотилась
Вокруг кого-то одного,
Уже отважились на вылаз, –
Секретно, тихо, делово.

И шли они не на банкеты,
А на работу. Им на страх
У входа пьяные пикеты
Едва держались на ногах.

А вечерами – по два, по три –
Уже решились выползать:
Сидит, не пьет и нагло смотрит!
...Царю был очень нужен зять.

Явился зять как по заказу, –
Ну, я скажу вам – о-го-го!
Он эту трезвую заразу
Стал истреблять везде и сразу,
А при дворе – первей всего.

Ура! Их силы резко тают,
Уж к главарю мы тянем нить:
Увидят бритого – хватают
И – принудительно лечить!

Сначала – доза алкоголя,
Но – чтоб не причинить вреда.
Сопротивленье – ерунда:
Пять суток – и сломалась воля,
Сам медсестричку кличет: «Оля!..»
Он наш – и раз и навсегда.

Да он из ангелов из сущих,
Кто ж он, зятек?.. Ба! Вот те на!
Он – это сам глава непьющих,
Испробовавший вкус вина.
1977