|
Я был и слаб и уязвим, Дрожал всем существом своим, Кровоточил своим больным Истерзанным нутром, – И, словно в пошлом попурри, Огромный лоб возник в двери И озарился изнутри Здоровым недобром. Но властно дернулась рука: «Лежать лицом к стене!» – И вот мне стали мять бока На липком топчане. А самый главный – сел за стол, Вздохнул осатанело И что-то на меня завёл, Похожее на «дело». Вот в пальцах цепких и худых Смешно задергался кадык, Нажали в пах, потом – под дых, На печень-бедолагу. Когда давили под ребро – Как ёкало мое нутро! И кровью харкало перо В невинную бумагу. В полубреду, в полупылу Разделся донага, – В углу готовила иглу Нестарая карга, – И от корней волос до пят По телу ужас плёлся: А вдруг уколом усыпят, Чтоб сонный раскололся?! Он, потрудясь над животом, Сдавил мне череп, а потом Предплечья мне стянул жгутом И крови ток прервал. Я, было, взвизгнул, но замолк, – Сухие губы на замок, – А он кряхтел, кривился, мок, Писал и ликовал. Он в раж вошел – знакомый раж, – Но я как заору: «Чего строчишь? А ну, покажь Секретную муру!..» Подручный – бывший психопат – Связал мои запястья, – Тускнели, выложившись в ряд, Орудия пристрастья. Я терт и бит, и нравом крут, Могу – вразнос, могу – враскрут, – Но тут смирят, но тут уймут – Я никну и скучаю. Лежу я, голый как соко́л, А главный – шмыг да шмыг за стол – Всё что-то пишет в протокол, Хоть я не отвечаю. Нет, надо силы поберечь, А то ослаб, устал, – Ведь скоро пятки будут жечь, Чтоб я захохотал, Держусь на нерве, начеку, Но чувствую отвратно. Мне в горло сунули кишку – Я выплюнул обратно. Я взят в тиски, я в клещи взят – По мне елозят, егозят, Всё вызнать, выведать хотят, Всё пробуют на ощупь. Тут не пройдут и пять минут, Как душу вынут, изомнут, Всю испоганят, изорвут, Ужмут и прополощут. «Дыши, дыши поглубже ртом! Да выдохни, – умрёшь!» – «У вас тут выдохни – потом Навряд ли и вздохнёшь!» Во весь свой пересохший рот Я скалюсь: «Ну, порядки! Со мною номер не пройдёт, Товарищи-ребятки!» Убрали свет и дали газ, Доска какая-то зажглась, – И гноем брызнуло из глаз, И булькнула трахея. И он зверел, входил в экстаз, Приволокли зачем-то таз... Я видел это как-то раз – Фильм в качестве трофея. Ко мне заходят со спины И делают укол... «Колите, сукины сыны, Но дайте протокол!» Я даже на колени встал, Я к тазу лбом прижался; Я требовал и угрожал, Молил и унижался. Но туже затянули жгут, Вон вижу я – спиртовку жгут, Все рыжую чертовку ждут С волосяным кнутом. Где-где, а тут свое возьмут! А я гадаю, старый шут: Когда же раскаленный прут, – Сейчас или потом? Шаба́ш калился и лысел, Пот лился горячо, – Раздался звон – и ворон сел На белое плечо. И ворон крикнул: «Nevermore!» – Проворен он и прыток, – Напоминает: прямо в морг Выходит зал для пыток. Я слабо поднимаю хвост, Хотя для них я глуп и прост: «Эй! За пристрастный ваш допрос Придется отвечать! Вы, как вас там по именам, – Вернулись к старым временам! Но протокол допроса нам Обязаны давать!» И я через плечо кошу На писанину ту: «Я это вам не подпишу, Покуда не прочту!» Мне чья-то желтая спина Ответила бесстрастно: «А ваша подпись не нужна – Нам без нее всё ясно». «Сестренка, милая, не трусь – Я не смолчу, я не утрусь, От протокола отопрусь При встрече с адвокатом! Я ничего им не сказал, Ни на кого не показал, – Скажите всем, кого я знал: Я им остался братом!» Он молвил, подведя черту: «Читай, мол, и остынь!» Я впился в писанину ту, А там – одна латынь... В глазах – круги, в мозгу – нули, – Проклятый страх, исчезни: Они же просто завели Историю болезни! 1976
|