На краю края земли, где небо ясное Как бы вроде даже сходит за кордон, На горе стояло здание ужасное, Издаля напоминавшее ООН. Всё сверкает, как зарница, – Красота! Но только вот – В этом здании царица В заточении живёт. И Кащей Бессмертный – грубое животное Это здание поставил охранять, Но по-своему несчастное и кроткое, Может, было то животное, как знать! От большой тоски по маме Вечно чудище в слезах – Ведь оно с семью главами, О пятнадцати глазах. Сам Кащей (он мог бы раньше врукопашную!) От любви к царице высох и увял, Стал по-своему несчастным старикашкою, Ну, а зверь его к царице не пускал. «Ты пусти меня, чего там, Я ж от страсти трепещу!» – «Хоть снимай меня с работы, Ни за что не пропущу!» Добрый молодец Иван решил попасть туда, – Мол, видали мы Кащеев, так-растак! Он всё время, где чего – так сразу шасть туда! Он по-своему несчастный был дурак. То ли выпь захохотала, То ли филин заикал, – На душе тоскливо стало У Ивана-дурака. Началися его подвиги напрасные, С Баб-Ягами никчемушная борьба – Тоже ведь она по-своему несчастная, Эта самая лесная голытьба. Сколько ведьмочек пришибнул! Двух молоденьких, в соку... Как увидел утром – всхлипнул, Жалко стало дураку. Но, однако же, приблизился, дремотное Состоянье превозмог свое Иван. В уголке лежало бедное животное, Все главы свои склонившее в фонтан. Тут Иван к нему сигает, Рубит головы, спеша, И к Кащею подступает, Кладенцом своим маша. И грозит он старику двухтыщелетнему: «Я те бороду, мол, мигом обстригу! Так умри ты, сгинь, Кащей!» – А тот в ответ ему: «Я бы рад, но я бессмертный, – не могу!» Но Иван себя не помнит: «Ах ты, гнусный фабрикант! Вон настроил сколько комнат, Девку спрятал, интригант! Я докончу дело, взявши обязательства!..» – И от этих-то неслыханных речей Умер сам Кащей, без всякого вмешательства, – Он неграмотный, отсталый был, Кащей. А Иван, от гнева красный, Пнул Кащея, плюнул в пол И к по-своему несчастной Бедной узнице взошёл. 1967
|