Граждане, ах, сколько ж я не пел, но не от лени –
Некому: жена – в Париже, все дружки – сидят.
Даже Глеб Жеглов, хоть ботал чуть по новой фене –
Ничего не спел, чудак, пять вечеров подряд.

Хорошо, что в зале нет
«Не наших» всех сортов,
Здесь – кто хочет на банкет
Без всяких паспортов.

Расскажу про братиков –
Писателей, соратников,
Про людей такой души,
Что не сыщешь ватников.

Наше телевидение требовало резко:
Выбросить слова «легавый», «мусор» или «мент»,
Поменять на мыло шило, шило – на стамеску.
А ворье переиначить в «чуждый элемент».

Но сказали брат и брат:
«Не! Мы усё спасём.
Мы и сквозь редакторат
Всё это пронесём».

Так в ответ подельники,
Скиданув халатики,
Надевали тельники,
А поверх – бушлатики.

Про братьёв-разбойников у Шиллера читали,
Про Лаутензаков написал уже Лион,
Про Серапионовых и школьники листали.
Где ж роман про Вайнеров? Их – два на миллион!

Проявив усердие,
Сказали кореша:
– «Эру милосердия»
Можно даже в США!

С них художник штатников
Написал бы латников;
Мы же в их лице теряем
Классных медвежатников.
1980