|
Мне судьба – до последней черты, до креста Спорить до хрипоты (а за ней – немота), Убеждать и доказывать с пеной у рта, Что не то это вовсе, не тот и не та, Что лабазники врут про ошибки Христа, Что пока ещё в грунт не влежалась плита, Триста лет под татарами – жизнь ещё та: Маята трехсотлетняя и нищета, Что под властью татар жил Иван Калита, И что был не один, кто один против ста, И намерений добрых, и бунтов – тщета, Пугачевщина, кровь, и опять – нищета. Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта – Повторю, даже в образе злого шута. Но не сто́ит предмет, да и тема не та: Суета всех сует – всё равно суета. Только чашу испить не успеть на бегу, Даже если разлить – всё равно не смогу. Или выплеснуть в наглую рожу врагу? Не ломаюсь, не лгу – всё равно не могу! На вертящемся гладком и скользком кругу Равновесье держу, изгибаюсь в дугу. Что же с чашею делать – разбить? Не могу. Потерплю и достойного подстерегу. Передам – и не надо держаться в кругу И в кромешную тьму, и в неясную згу. Другу передоверивши чашу, сбегу. Смог ли он её выпить – узнать не смогу. Я с сошедшими с круга пасусь на лугу. Я о чаше невыпитой здесь – ни гу-гу! Никому не скажу, при себе сберегу. А сказать – и затопчут меня на лугу. Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу – Может, кто-то когда-то поставит свечу Мне за голый мой нерв, на котором кричу, И весёлый манер, на котором шучу. Даже если сулят золотую парчу Или порчу грозят напустить – не хочу: На ослабленном нерве я не зазвучу, Я уж свой подтяну, подновлю, подвинчу. Лучше я загуляю, запью, заторчу, Всё, что ночью кропаю, в чаду растопчу, Лучше голову песне своей откручу – Но не буду скользить, словно пыль по лучу. Если всё-таки чашу испить мне судьба. Если музыка с песней не слишком груба, Если вдруг докажу, даже с пеной у рта, Я уйду и скажу, что не всё суета. 1977
|