|
Открытые двери Больниц, жандармерий – Предельно натянута нить, – Французские бесы – Большие балбесы, Но тоже умеют кружить. Я где-то точно – наследил, – Последствия предвижу: Меня сегодня бес водил По городу Парижу, Канючил: «Выпей-ка бокал! Послушай-ка гитары!» – Таскал по русским кабакам, Где – венгры да болгары. Я рвался на природу, в лес, Хотел в траву и в воду, – Но это был – французский бес: Он не любил природу. Мы – как сбежали из тюрьмы, – Веди куда угодно, – Пьянели и трезвели мы Всегда поочерёдно. А друг мой – гений всех времён, Безумец и повеса, – Когда бывал в сознанье он – Седлал хромого беса. Трезвея, он вставал под душ, Изничтожая вялость, – И бесу наших русских душ Сгубить не удавалось. А то, что друг мой сотворил, – От бога, не от беса, – Он крупного помола был, Крутого был замеса. Его снутри не провернёшь Ни острым, ни тяжёлым, Хотя он огорожен сплошь Враждебным частоколом. Пить – наши пьяные умы Считали делом кровным, – Чего наговорили мы И правым и виновным! Нить порвалась – и понеслась, – Спасайте наши шкуры! Больницы плакали по нас, А также префектуры. Мы лезли к бесу в кабалу, С гранатами – под танки, – Блестели слёзы на полу, А в них тускнели франки. Цыгане пели нам про шаль И скрипками качали – Вливали в нас тоску-печаль, – По горло в нас печали. Уж влага из ушей лилась – Всё чушь, глупее чуши, – Но скрипки снова эту мразь Заталкивали в души. Армян в браслетах и серьгах Икрой кормили где-то, А друг мой в черных сапогах – Стрелял из пистолета. Набрякли жилы, и в крови Образовались сгустки, – И бес, сидевший визави, Хихикал по-французски. Всё в этой жизни – суета, – Плевать на префектуры! Мой друг подписывал счета И раздавал купюры. Распахнуты двери Больниц, жандармерий – Предельно натянута нить, – Французские бесы – Такие балбесы! – Но тоже умеют кружить. 1978
|