В тот вечер я не пил, не пел, Я на нее вовсю глядел, Как смотрят дети, как смотрят дети, Но тот, кто раньше с нею был, Сказал мне, чтоб я уходил, Сказал мне, чтоб я уходил, Что мне не светит. И тот, кто раньше с нею был, – Он мне грубил, он мне грозил, – А я всё помню, я был не пьяный. Когда ж я уходить решил, Она сказала: «Не спеши!» – Она сказала: «Не спеши, Ведь слишком рано.» Но тот, кто раньше с нею был, Меня, как видно, не забыл, И как-то в осень, и как-то в осень – Иду с дружком, гляжу – стоят. Они стояли молча в ряд, Они стояли молча в ряд, Их было восемь. Со мною нож, решил я: что ж, Меня так просто не возьмёшь. Держитесь, гады! Держитесь, гады! К чему задаром пропадать? Ударил первым я тогда, Ударил первым я тогда – Так было надо. Но тот, кто раньше с нею был, Он эту кашу заварил Вполне серьезно, вполне серьёзно. Мне кто-то на́ плечи повис, Валюха крикнул: «Берегись!» – Валюха крикнул: «Берегись!» – Но было поздно. За восемь бед – один ответ. В тюрьме есть тоже лазарет, Я там валялся, я там валялся. Врач резал вдоль и поперёк, Он мне сказал: «Держись, браток!» – Он мне сказал: «Держись, браток!» – И я держался. Разлука мигом пронеслась. Она меня не дождалась, Но я прощаю, ее прощаю. Ее, конечно, я простил, Того ж, кто раньше с нею был, Того, кто раньше с нею был, Не извиняю. Ее, конечно, я простил, Того ж, кто раньше с нею был, Того, кто раньше с нею был, Я повстречаю! 1961
|