|
Я весь в свету, доступен всем глазам, – я приступил к привычной процедуре: я к микрофону встал, как к образам... Нет-нет, сегодня точно – к амбразуре. И микрофону я не по нутру – да, голос мой любому опостылеет, – уверен, если где-то я совру – он ложь мою безжалостно усилит. Бьют лучи от рампы мне под рёбра, светят фонари в лицо недобро, и слепят с боков прожектора, и – жара!.. Жара!.. Жара! Он, бестия, – потоньше острия, слух безотказен, слышит фальшь до йоты, – ему плевать, что не в ударе я, – но пусть, – я честно выпеваю ноты! Сегодня я особенно хриплю, но изменить тональность не рискую, – ведь если я душою покривлю – он ни за что не выправит кривую. Бьют лучи от рампы мне под рёбра, светят фонари в лицо недобро, и слепят с боков прожектора, И – жара!.. Жара!.. Жара! На шее гибкой этот микрофон своей змеиной головою вертит: лишь только замолчу – ужалит он, – я должен петь – до одури, до смерти. Не шевелись, не двигайся, не смей! Я видел жало – ты змея, я знаю! И я – как будто заклинатель змей: я не пою – я кобру заклинаю! Бьют лучи от рампы мне под рёбра, светят фонари в лицо недобро, и слепят с боков прожектора, И – жара!.. Жара!.. Жара! Прожорлив он, и с жадностью птенца он изо рта выхватывает звуки, он в лоб мне влепит девять грамм свинца, – рук не поднять – гитара вяжет руки! Опять не будет этому конца! Что есть мой микрофон – кто мне ответит? Теперь он – как лампада у лица, но я не свят, и микрофон не светит. Бьют лучи от рампы мне под рёбра, светят фонари в лицо недобро, и слепят с боков прожектора, И – жара!.. Жара!.. Жара! Мелодии мои попроще гамм, но лишь сбиваюсь с искреннего тона – мне сразу больно хлещет по щекам недвижимая тень от микрофона. Я освещён, доступен всем глазам. Чего мне ждать? Затишья или бури? Я к микрофону встал, как к образам... Нет-нет, сегодня точно – к амбразуре! Бьют лучи от рампы мне под рёбра, светят фонари в лицо недобро, и слепят с боков прожектора, И – жара!.. Жара!.. Жара! 1971
|