|
Пожары над страной всё выше, жарче, веселей, Их отблески плясали – два притопа, три прихлопа, Но вот Судьба и Время пересели на коней, А там – в галоп, под пули в лоб, – И мир ударило в озноб От этого галопа. Шальные пули злы, слепы и бестолковы, А мы летели вскачь – они за нами влёт. Расковывались кони, и горячие подковы Летели в пыль на счастье тем, кто их потом найдёт. Увертливы поводья, словно угри, И спутаны и волосы и мысли на бегу, А ветер дул – и расправлял нам кудри, И расплетал извилины в мозгу. Ни бегство от огня, ни страх погони ни при чём, А Время подскакало, и Фортуна улыбалась, И сабли седоков скрестились с солнечным лучом, – Седок – поэт, а конь – Пегас. Пожар померк, потом погас, А скачка разгоралась. Еще не видел свет подобного аллюра, – Копыта били дробь, трезвонила капель. Помешанная на крови слепая пуля-дура Прозрела, поумнела вдруг и чаще била в цель. И кто кого – азартней перепляса, И кто скорее – в этой скачке опоздавших нет, А ветер дул, с костей сдувая мясо И радуя прохладою скелет. Удача впереди и исцеление больным, Впервые скачет Время напрямую – не по кругу, Обещанное «завтра» будет горьким и хмельным. Легко скакать: врага видать, И друга тоже, – благодать! Судьба летит по лугу! Доверчивую Смерть вкруг пальца обернули – Замешкалась она, забыв махнуть косой, – Уже не догоняли нас и отставали пули... Удастся ли умыться нам не кровью, а росой? Пел ветер всё печальнее и глуше, Навылет Время ранено, досталось и Судьбе. Ветра и кони – и тела, и души Убитых – выносили на себе. 1977
|