Дорогая передача!
Во субботу, чуть не плача,
Вся Канатчикова дача
к телевизору рвалась.
Вместо чтоб поесть, помыться,
уколоться и забыться –
Вся безумная больница
у экрана собралась.

Говорил, ломая руки,
краснобай и баламут
Про бессилие науки
перед тайною Бермуд.

Все мозги разбил на части,
все извилины заплёл,
И канатчиковы власти
колят нам второй укол.

Уважаемый редактор!
Может, лучше – про реактор,
Про любимый лунный трактор?
Ведь нельзя же, год подряд
То тарелками пугают,
дескать, подлые, летают,
То у вас собаки лают,
то руины говорят.

Мы кое в чем поднаторели, –
мы тарелки бьем весь год,
Мы на них уже собаку съели,
если повар нам не врёт.

А медикаментов груды –
мы в унитаз, кто не дурак.
Вот это жизнь! И вдруг – Бермуды.
Вот те раз, нельзя же так!

Мы не сделали скандала, –
нам вождя недоставало.
Настоящих буйных мало –
вот и нету вожаков.
Но на происки и бредни
сети есть у нас и бредни,
И не испортят нам обедни
злые происки врагов!

Это их худые черти
бермутят воду во пруду,
Это всё придумал Черчилль
в восемнадцатом году.

Мы про взрывы, про пожары
сочиняли ноту ТАСС,
Тут примчались санитары
и зафиксировали нас.

Тех, кто был особо боек,
прикрутили к спинкам коек;
бился в пене параноик,
как ведьмак на шабаше́:
«Развяжите полотенцы,
иноверы, изуверцы,
Нам бермуторно на сердце
и бермутно на душе!»

Сорок душ посменно воют,
раскалились добела.
Вот как сильно беспокоят
треугольные дела!

Все почти с ума свихнулись,
даже кто безумен был,
И тогда главврач Маргулис
телевизор запретил.

Вон он, змей, в окне маячит,
за спиною штепсель прячет.
Подал знак кому-то, – значит,
фельдшер вырвет провода.
И нам осталось уколоться
и упасть на дно колодца,
И там пропасть на дне колодца,
как в Бермудах, навсегда.

Ну, а завтра спросят дети,
навещая нас с утра:
«Папы, что сказали эти
кандидаты в доктора?»

Мы ответим нашим чадам
правду, – им не всё равно:
Удивительное – рядом,
но оно запрещено!

А вон дантист-надомник Рудик,
у него приемник «Grundig»,
Он его ночами крутит,
ловит, контра, ФРГ.
Он там был купцом по шмуткам
и подвинулся рассудком,
А к нам попал в волненье жутком
и с номерочком на ноге.

Он прибежал, взволнован крайне,
и сообщеньем нас потряс,
Будто наш научный лайнер
в треугольнике погряз.

Сгинул, топливо истратив,
весь распался на куски,
Но двух безумных наших братьев
подобрали рыбаки.

Те, кто выжил в катаклизме,
пребывают в пессимизме.
Их вчера в стеклянной призме
к нам в больницу привезли.
И один из них, механик,
рассказал, сбежав от нянек,
Что Бермудский многогранник –
незакрытый пуп Земли.

«Что там было, как ты спасся?» –
Каждый лез и приставал.
Но механик только трясся
и чинарики стрелял.

Он то плакал, то смеялся,
то щетинился, как ёж.
Он над нами издевался.
Ну, сумасшедший, что возьмёшь!

Взвился бывший алкоголик,
матерщинник и крамольник:
«Надо выпить треугольник!
На троих его, даёшь!»
Разошелся, так и сыплет:
«Треугольник будет выпит,
Будь он – параллелепипед,
будь он круг, едрена вошь!»

Больно бьют по нашим душам
«Голоса» за тыщи миль.
Мы зря Америку не глушим,
Ой, зря не давим Израи́ль:

Всей своей враждебной сутью
Подрывают и вредят –
Кормят, поят нас бермутью
Про таинственный квадрат!

Лектора из передачи
(Те, кто так или иначе
Говорят про неудачи
И нервируют народ)!
Нас берите, обречённых, –
Треугольник вас, учёных,
Превратит в умалишённых,
Ну, а нас – наоборот.

Пусть безумная идея, –
не решайте сгоряча!
Отвечайте нам скорее
через доку-главврача.

С уваженьем. Дата, подпись...
Отвечайте нам, а то,
Если вы не отзовётесь, –
мы напишем в «Спортлото».
1977