|
Истома ящерицей ползает в костях, и сердце с трезвой головой не на ножах, и не захватывает дух на скоростях, не холодеет кровь на виражах. И не прихватывает горло от любви, и нервы больше не в натяжку, – хочешь – рви, – повисли нервы, как веревки от белья, и не волнует, кто кого, – он или я. Я на коне... Толкани, я – с коня. Только «не», только «ни» у меня. Не пью воды – чтоб стыли зубы – питьевой, и ни событий, ни людей не тороплю, мой лук валяется со сгнившей тетивой, все стрелы сломаны – я ими печь топлю. Не напрягаюсь, не стремлюсь, а как-то так... Не вдохновляет даже самый факт атак. Сорвиголов не принимаю и корю, про тех, кто в омут головой, – не говорю. Я на коне... Толкани, я – с коня. Только «не», только «ни» у меня. И не хочу ни выяснять, ни изменять, И ни вязать, и ни развязывать узлы. Углы тупые можно и не огибать, Ведь после острых – это не углы. Любая нежность душу не разбередит, и не внушит никто, и не разубедит. А так как чужды всякой всячины мозги, то ни предчувствия не жмут, ни сапоги. Я на коне... Толкани, я – с коня. Только «не», только «ни» у меня. Не ноют раны, да и шрамы не болят – на них наложены стерильные бинты! И не волнуют, не свербят, не теребят ни мысли, ни вопросы, ни мечты. Не знаю, скульптор в рост ли, в профиль слепит ли, Ни пули в лоб не удостоюсь, ни петли. Я весь прозрачный, как раскрытое окно, И неприметный, как льняное полотно. Толка нет... Толкани, я – с коня. Только «не», только «ни» у меня. Ни философский камень больше не ищу, Ни корень жизни – ведь уже нашли женьшень. Не напрягаюсь, не стремлюсь, не трепещу И не пытаюсь поразить мишень. Устал бороться с притяжением Земли: Лежу – так больше расстоянье до петли. И сердце дёргается, словно не во мне, – Пора туда, где только «ни» и только «не». Я на коне... Толкани, я – с коня. Только «не», только «ни» у меня. 1971
|