Я вчера закончил ковку,
я два плана залудил,
и в загранкомандировку
от завода угодил.

Копоть, сажу смыл под душем,
съел холодного язя –
и инструкцию послушал,
что там можно, что – нельзя.

Там у них бывает лучше
бытово,
так чтоб я не отчебучил
не того.

Он мне дал прочесть брошюру –
как наказ,
чтоб не вздумал жить там сдуру,
как у нас.

Говорил со мной как с братом
про коварный зарубеж,
про поездку к демократам
в польский город Будапешт:

«Там у них уклад особый,
нам так сразу не понять.
Ты уж их, браток, попробуй
хоть немного уважать.

Будут с водкою дебаты –
отвечай:
нет, ребяты-демократы,
только чай!

От подарков их сурово
отвернись,
мол, у нас добра такого –
завались».

Он сказал: «Живя в комфорте,
экономь, но не дури.
Ты гляди, не выкинь фортель –
с сухомятки не помри!

В этом чешском Будапеште –
уж такие времена –
может, скажут: пейте-ешьте, –
ну а может – ни хрена».

Ох, я в Венгрии на рынок
похожу,
на немецких на румынок
погляжу!

(Демократки, уверяли
кореша,
не берут с советских граждан
ни гроша).

«Но буржуйская зараза
там, вишь, ходит по пятам.
Опасайся пуще сглаза
ты внебрачных связей там!

Там шпионки с крепким телом,
ты их – в дверь, они – в окно...
Говори, что с этим делом
мы покончили давно.

Могут действовать они
не прямиком:
шасть в купе – и притвори-
ться мужиком,

а сама – наложит тола
под корсет...
Проверяй, какого пола
твой сосед!»

Тут давай его пытать я:
«Опасаюсь, маху дам.
Как проверить? Лезть под платье –
так получишь по мордам...»

Но инструктор – парень дока,
деловой, попробуй срежь!
И опять пошла морока
про коварный зарубеж.

Популярно объясняю
для невежд:
я к болгарам уезжаю,
в Будапешт.

«Если темы там возникнут –
сразу снять!
Бить не нужно, а не вникнут –
разъяснять».

Я ж по-ихнему ни слова,
ни в дугу и ни в тую.
Молот мне – так я любого
в своего перекую!

Но ведь я не агитатор,
я потомственный кузнец!
Я к полякам в Улан-Батор
не поеду, наконец!..

Сплю с женой, а мне не спится:
«Дусь, а, Дусь!
Может, я без заграницы
обойдусь?

Я ж не ихнего замеса,
я ж сбегу.
Я ж на ихнем – ни бельмеса,
ни гу-гу!»

Дуся дремлет, как ребёнок,
накрутивши бигуди.
Отвечает мне спросонок:
«Знаешь, Коля, не зуди.

Что-то, Коля, больно робок,
я с тобою разведусь!
Двадцать лет живем бок о бок,
и всё время: «Дусь, а, Дусь...»

Обещал, забыл ты нечто –
ох, хорош!
Что клеенку с Бангладешта
привезёшь.

Сбереги там пару рупий,
не бузи,
хоть чего, хоть чёрта в ступе
привези!»

Я уснул, обняв супругу,
Дусю нежную мою,
снилось мне, что я кольчугу,
щит и меч себе кую.

Там у них другие мерки,
не зевай, – съедят живьём!
И всё снились мне венгерки
с бородами и ружьём...

Снились дусины клеёнки
цвета беж,
и нахальные шпионки
в Бангладеш...

Поживу я, воля божья,
у румын –
говорят, они с Поволжья,
как и мы...

Вот же женские замашки:
провожала – стала петь,
отутюжила рубашки –
любо-дорого смотреть.

До свиданья, цех кузнечный,
аж до гвоздика родной!
До свиданья, план мой встречный,
перевыполненный мной!

Пили мы – мне спирт в аорту
проникал.
Я весь путь к аэропорту
проикал.

К трапу я – а сзади в спину,
будто лай:
«На кого ж ты нас покинул,
Николай!..»
1974