Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку, И только не могу себе простить: Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку, А как зовут, забыл его спросить. Лет десяти-двенадцати. Бедовый, Из тех, что главарями у детей, Из тех, что в городишках прифронтовых Встречают нас как дорогих гостей. Машину обступают на стоянках, Таскать им воду вёдрами – не труд, Приносят мыло с полотенцем к танку И сливы недозрелые суют... Шёл бой за улицу. Огонь врага был страшен, Мы прорывались к площади вперёд. А он гвоздит – не выглянуть из башен, – И чёрт его поймёт, откуда бьёт. Тут угадай-ка, за каким домишкой Он примостился, – столько всяких дыр, И вдруг к машине подбежал парнишка: – Товарищ командир, товарищ командир! Я знаю, где их пушка. Я разведал... Я подползал, они вон там, в саду... – Да где же, где?.. – А дайте я поеду На танке с вами. Прямо приведу. Что ж, бой не ждёт. – Влезай сюда, дружище! – И вот мы катим к месту вчетвером. Стоит парнишка – мины, пули свищут, И только рубашонка пузырём. Подъехали. – Вот здесь. – И с разворота Заходим в тыл и полный газ даём. И эту пушку, заодно с расчётом, Мы вмяли в рыхлый, жирный чернозём. Я вытер пот. Душила гарь и копоть: От дома к дому шёл большой пожар. И, помню, я сказал: – Спасибо, хлопец! – И руку, как товарищу, пожал... Был трудный бой. Всё нынче, как спросонку, И только не могу себе простить: Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку, Но как зовут, забыл его спросить. 1942
|