Четыре черных танка
Пришли от полустанка.

Идут по улице в тиши
Деревнею молчащей, –
В деревне нету ни души –
Все партизаны в чаще.

С утра в лесу они сидят,
Но их дозорные глядят
И видят: с полустанка
Идут четыре танка.

Зашли в деревню, встали,
Как будто бы устали.
Фашисты вылезли, ворчат,
Что от моторов только чад,
Воняют, как резина,
Что больше нет бензина.

Пускай с бензином перебой
Идут фашисты на разбой,
Грабители ночной поры
Работают не тихо,
И вот обходят все дворы,
По избам шарят лихо.

И тащит каждый, что нашел:
С мукой пшеничною мешок,
И мед и одеяла –
Что под руку попало.

А в каждом танке целый склад,
Отрезы сукон там лежат,
Часы, шелка с батистом, –
Все в прок идет фашистам.

И говорит фашист один,
Всей этой шайки господин:
– Сейчас мы с вами спать пойдем,
Деревню утром подожжем.

Отыщем жителей в лесу,
Порежем скот на колбасу,
А всех людей удавим,
Иль танком передавим!

* * *


В деревне тихой танки спят,
Идут рекой туманы,
Мелькает тень из сада в сад, –
Крадутся партизаны.

И танки окружив в ночи,
Подходят цепью длинной, –
И держат крепко силачи
Огромные дубины.

* * *


Спит пулеметчик на весу,
Мотая головою,
И снится: ест он колбасу
С камнями и травою...

Ужасный сон! И в этот миг,
Внезапней всякой пули,
Иван-кузнец, Демид-лесник
Дубинами взмахнули.

Демид ударил хорошо,
Иван-кузнец неплохо,
И грохот танками прошел,
Прошел деревней грохот.

Тут все ударили зараз,
Ствол разбивая вражий,
И пулемет в щели завяз,
Не шевельнется даже.

– Стреляй из пушки в белый свет,
Сдаетесь, гады, или нет?!
Пришла пора держать ответ,
Пришел конец вам ныне,
И с места танк не сдвинешь!

– Сдаетесь, гады, или нет?! –
Молчанье, как в окопе, –
– Дадим разбойникам концерт! –
Сказал тут дед Прокопий.

Кувалды тащат, молотки, –
Распределивши силы,
Ударом начали таким, –
Броня у танков взвыла!

Пошли по танкам молотить,
Как будто камни в ров катить...
Вновь грохот танками прошел,
Враги белее пыли,
На куль с мукой упав, на шелк,
Они, как псы, завыли.

Фашисты стали верещать,
Лишившись дара слова,
Фашистский череп стал трещать
От грохота такого.

Кто поседел, кто похудел,
Кто заикаться начал, –
А гром все яростней гудел,
Над бандою бродячей!

Уж больше силы нет терпеть,
Фашист сдаваться хочет,
Он на собачью вяжет плеть
Батистовый платочек.

И машет ночью мглистой
Ворованным батистом.
Он крышку люка отвернул,
Повел стеклянным глазом...
Сказал Прокопий: то-то! Ну!
Сдаешься, знать, зараза!

А ну, бандиты, вылезай!
И вылезли бандиты,
Их дед хозяйственно связал
Веревкой тугосвитой.

А в каждом танке просто склад,
Награбленного горы, –
На партизан с тоской глядят,
Со страхом смотрят воры.

И говорит фашист один,
Всей этой шайки господин:
– Вы первые в Европе,
Со мной так странно воевал,
Я ошень здесь негодовал! –
Но молвил дед Прокопий:

– Молчи, гадючья сатана,
За все ответишь ты сполна, –
Тебя дубинами дубил,
А если б их не раздобыл,
Я б все твои машины
Руками задушил бы...

Запомни: горло змеям
Мы давим, как умеем!
Ты на Европу не гляди –
Другой огонь у нас в груди.

В Европе жил ты, не скучал,
Спокойно брюхо набивал,
Лишь прибыль бочками качал.
Ты про Европу позабудь,
Когда сюда направил путь.

Для всех разбойников твоих,
Для пушек их, для танков их, –
Запомни, вражья сила, –
Моя земля – могила.
?