Уздечек звон и стук копыт,
Вьюки, верблюды, гурт овечий,
А зной силен, в глазах рябит.
Что за народ идет навстречу?

Ишачий хрип, верблюжий храп,
Чарыков скрип, как писк мышиный,
Остановились – вьюк ослаб,
Там, у ручья, звенят кувшины.

В шатрах там стряпают обед,
Дорога, тропы – всё в их власти.
Чего-чего тут только нет?
Все краски, вымыслы, все страсти.

И одиночками бредут,
И просто толпами по тропам –
То с гор кочевники идут,
Как будто смытые потопом.

Как будто бедная страна,
Собрав все кошмы, все кастрюли,
Все песни, пляски – всё сполна,
Идет куда-то в смутном гуле.

Поев, поспав перед огнем,
Встают и вьючат все по знаку,
Так день за днем, так день за днем
Идут на юг – за Лое-Дакку.

А их по-разному зовут,
И в этом шуме, в этой тряске
Чего-чего не видишь тут!
Как будто бродишь ты по сказке.

Дорога ярмарки пестрей:
Вот семилетняя красотка
Ведет огромных двух зверей,
За нею шествующих кротко.

Глаза с лиловой синевой,
Идут верблюды шагом ловким,
Тряся мохнатой головой
Над этой крошечной головкой.

С перегруженных ишаков,
Выглядывая, как из клети,
Среди тазов, ковров, мешков
Смеются маленькие дети.

Старуха едет на быке,
Грозней быка, а у дороги,
Ладонь под щеку, в холодке,
Спят старики, поджавши ноги.

Меж кур, привязанных к доске,
Петух на ишаке гарцует,
И пес на том же ишаке
Хранит и в ус себе не дует, –

Усталый, спит, через седло
Худое перекинув тело.
Прошла верблюдица и зло
На пса-лентяя поглядела.

С того же спрыгнув ишака,
В жилетке рыжая мартышка,
Цепочку свесив с кушака,
Жует лепешку, как коврижку.

Блюда, и шкуры, и ковры.
Висят, как в лавке, на верблюдах, –
Так целый день течет с горы
Пред нами кочевое чудо.

И не смущаясь, не таясь,
Как на гулянье, шагом властным
Проходят женщины, смеясь,
В плащах, в шальварах ярко-красных.

Полна дорога новостей,
Полна врагов, полна влюбленных,
Ряды браслетов до локтей
Звенят лукавым, диким звоном.

Шатры стоят. Костры горят.
Легли верблюды. Сумрак бродит.
В каком столетье это, брат,
Такое дело происходит?

При свете гаснущей зари
Присядь к костру. Они не дети.
У всех оружье – посмотри –
Вполне двадцатого столетья:

Афганистан угрюм и нищ.
Его убогие селенья –
Скопленья глиняных жилищ,
Где нет веселья даже тени.

Чем в скучных селах этих жить
И безнадежно и сурово,
Так лучше уже так бродить,
Чтоб в новом месте вечер новый,

Чтоб жить в дороге, налегке,
Блуждать, где ноги захотели,
Чтоб хоть старухой на быке
Вдруг сказка въехала в веселье!

Чтоб скрасить мрак и нищету,
Усталость, темную обиду,
Тяжелой жизни маяту,
Где все так ярко только с виду.

И может красками пленять
В пути с кочевниками встреча,
Но если сердцем их понять,
Их будет жаль по-человечьи.
1951