Ни машин елисейских цветные ряды,
Ни холсты на музейной тропе,
Ни дыханье камней драгоценных, седых,
В синем бархате Рю де-ля-Пе –

Ничего не сказали хорошего мне.
Даже площадь Конкордская вдруг
Потускнела, словно пустыня во сне,
Только пылью обвеянный круг.

Я увидел, как призрак, работы предел:
Море рваное, мокрые латы.
Неслышимый ветер гудел
Над летящей Победой крылатой.

Серый мрамор, по телу струясь полотном,
Словно латы, к плечам тяжелея,
Напряженнейших крыльев окончив залом,
Бился жилкой легчайшей На шее.

И как будто лицо затерялось В ночи,
Без лица – только скорость нагая,
Эта легкая сила взлетела и мчит,
Все границы, пространства сжигая.

Над столицею старой, в полярных горах,
В океанов тропическом пекле,
В черноте стратосферы увидишь – горят
Эти крылья, несущие Век наш.

И во тьме европейской, где светел мятеж,
Ослепляя невидимым ликом,
Ты услышишь, как хлопают крылья всё те ж,
Черепа разбивая владыкам.

От тебя ухожу я в шумящий Париж.
В этот день я куда ни ступаю,
Всё мне кажется – город бескрыл и бесстыж,
Лишь одна суматоха тупая.
1936