|
Ананасы и тигры, султаны в кирасе, Ожерелья из трупов, дворцы миража, – Это ты наплодила нам басен – Кабинетная выдумка, дохлая ржа. Нет в пустыне такого Востока, И не стоишь ты, как ни ворчи, Полотняных сапог Куперштока И Гуссейнова желтой камчи. Эти люди с колодца Ширама, Из ревкома советских песков, Обыденностью самой упрямой, Самой хмурой и доблестной самой Опаленные до висков. Вручено им барханное логово, Многодушье зверей и бродяг, Неизбежность, безжалостность многого – Всё, о чем скотоводы гудят. И когда они так, молодцами, Прилетят в Ак-Тере как гонцы – Это значит, что снова с концами Сведены бытовые концы. Это значит – в песчаном корыте, От шалашной норы до норы, Чабаны-пастухи не в обиде И чолуки-подпаски бодры. Что сучи-водоливы довольны – Значит, выхвачен отдыха клок, Можно легкой камчою привольно Пыль сбивать с полотняных сапог. Пить чаи, развалясь осторожно, Так, чтоб маузер лег не под бок, Чтоб луна завертела безбожно Самой длинной беседы клубок... И – по коням... И странным аллюром, Той юргой, что мила скакунам, Вкось по дюнам, по глинам, по бурым Саксаулам, солончакам... Чтобы пафосом вечной заботы, Через грязь, лихорадку, цингу, Раскачать этих юрт переплеты, Этих нищих, что мрут на бегу. Позабыть о себе и за них побороться, Дней кочевья принять без числа – И в бессонную ночь на иссохшем колодце Заметить вдруг, что молодость прошла. 1930
|