Наивная обманщица цыганка, В пустой надежде на краюшку хлеба Водила по ладони грязным пальцем, Разглядывая линии судьбы. Под грохот недалекой канонады Она бубнила о больших удачах, Об исполненье всех моих желаний, Об окончанье всех моих забот. Сулила старость в генеральском чине, Жену-графиню, русокудрых внуков, Совсем забыв, что на моей фуражке Горит пятиконечная звезда. Вокруг базар шумел разноголосо. Безглазый лирник пел про Гамалию, В «три листика» играли дезертиры – Вчерашние соратники Махно. Горластые торговки продавали Лепешки из подсолнечного жмыха, Вонючую рыбешку «барабульку», Коричневый, как деготь, самогон, Застиранные серые рубахи, Заморские табачные жестянки, Ремни гвардейцев кайзера Вильгельма С орлом и изреченьем «Got mit uns», Как водится, цыган водил медведя, И тот медведь показывал народу, Как важно на Москву ходил Деникин, Как Врангель от Каховки удирал. У коновязи сиплая шарманка Нас извещала всхлипами глухими, Что бедная Маруся отравилась, Не получив взаимности в любви. А на плече бродяги-савояра Сидел хохлатый, престарелый попка. Он клювом, желтым, как солдатский ноготь, Мне вынул «счастье» за щепоть махры, То «счастье» трафаретными словами Вполне категорично утверждало, Что я рожден для неги под Венерой, Голубоватой, женственной звездой, Что юность может принести невзгоды, Но сквозь напасти и людскую злобу Путь славы по ночам багряным светом Планета Марс мне будет освещать. От этих попугайных предсказаний, На нашу жизнь нимало не похожих, Я загрустил... Сорвался медным окриком набат. И в пеструю сумятицу базара Ввинтился визг фугасного снаряда, И конский храп, и добрый стук тачанки, И «максима» веселый перебор. И наш комвзвод товарищ Тимофеев, Презрительно взглянув на спекулянтов, Лежащих ниц, скомандовал: Навстречу бою высверкнув клинком. Мы бросились в атаку на карьере, Степную пыль до неба поднимая, И впереди летящих лав катилось Стогрудое, протяжное Так мы росли... Ночной костер. И в вечной славе Невиданный, неповторимый год. 1967
|