Остывшие волны набухшее солнце пинают,
Багровые чайки кричат, по волнам семеня...
И я вспоминаю ладони в огонь окуная,
И я вспоминаю, что кто-то не вспомнил меня.

Но был ли я тот, за кого выдает меня слово,
А был ли я тем, за кого выдает меня взгляд,
И если моя обнажится, как берег, основа,
Не грянет ли ложью фальшивый насквозь звукоряд.

Я каюсь опять и, похоже, не каюсь для вида,
Вздымается сердце, как свежий волдырь от огня.
Простите же за нанесенные мною обиды,
Забыть не забудьте, и тихо простите меня.

Сомненье души, опьяненной размахом пространства,
Где трудно достичь обозначенных кем-то вершин,
Порою, как ярость, сует головою в шаманство,
Где блекнут глаза и надежда и ясность души.

И все оскверняя мертвящим, придушенным лаем,
Обиды, как четки, на сальном шнурке теребя,
Я, словно младенца, обиды свои пеленаю,
Забыв ненароком, что я ослепляю себя.

Распались медузы в обмылках какого-то хлама,
Стегает о камень волну неуемный прибой,
И, словно насмешкой над крохотной жизненной драмой,
Очерченный солнцем встает горизонт голубой.
1998