Я действительно подкуплен. Я подкуплен.
Без остатка. И во сне. И наяву.
Уверяют советологи: «Погублен...»
Улыбаются товарищи: «Живу!..»

Я подкуплен ноздреватым льдом кронштадтским.
И акцентом коменданта-латыша.
Я подкуплен военкомами гражданской
и свинцовою водою Сиваша...

Я еще подкуплен снегом белым-белым.
Иртышом и предвоенной тишиной.
Я подкуплен кровью павших в сорок первом.
Каждой каплей. До единой. До одной.

А еще подкуплен я костром. Случайным,
как в шальной игре десятка при тузе.
Буйством красок Бухары. Бакинским чаем.
И спокойными парнями с ЧТЗ...

Подкупала вертолетная кабина,
ночь и кубрика качающийся пол!..
Как-то женщина пришла. И подкупила.
Подкупила – чем? – не знаю до сих пор.

Но тогда-то жизнь я стал считать по веснам.
Не синицу жду отныне, а скворца...
Подкупила дочь характером стервозным, –
вот уж точно, что ни в мать и ни в отца...

Подкупил Расул насечкой на кинжале.
Клокотанием – ангарская струя.
Я подкуплен и Палангой, и Кижами.
Всем, что знаю. И чего не знаю я...

Я подкуплен зарождающимся словом,
не размененным пока на пустяки.
Я подкуплен Маяковским и Светловым.
И Землей, в которой сбудутся стихи!..

И не все еще костры отполыхали.
И судьба еще угадана не вся...
Я подкуплен. Я подкуплен с потрохами.
И поэтому купить меня нельзя.