|
В задумчивых книжных палатах, в горах перечитанных книг, в изысканных фразах крылатых искал я кастальский родник. На откуп жрецам и поэтам я отдал и сон и досуг... И честное слово, об этом я вспомнил в движенье на юг. Когда мы границу тараном прошибли и вышли на Прут, когда мы пошли по Балканам и вдруг изменили маршрут, – в мозгу осторожные сверла: «Мне в Греции Джон – не родня, мне танковый корпус – по горло, чтоб выйти к Парнасу в полдня...» Но рушились мифы Эллады с легендой своею седой, когда штурмовые отряды за четверо суток осады не видели фляги с водой. Я вышвырнул к чертовой тете божественный этот родник. Поэт, отупевший в пехоте, к протокам и лужам привык, к болотам с кобылой издохшей, с зеленою мухой смертей... Вода эта в жажде оглохшей Касталии всякой святей. Я пил эту воду на юге, веселый, струящийся звон, а в эту минуту в испуге глаза прикрывал Аполлон. 1944
|