Как совесть голубя, чист асфальт.
Как лысина банкира, тротуара плиты
(после того, как трупы на грузовозы взвалят
и кровь отмоют от плит политых),
В бульварах буржуеныши, под нянин сказ,
медведям игрушечным гладят плюшики
(после того, как баллоны заполнил газ
и в полночь прогрохали к Польше пушки).
Миротворцы сияют цилиндровым глянцем,
мозолят язык, состязаясь с мечом
(после того, как посланы винтовки афганцам,
а бомбы – басмачам).
Сидят по кафе гусары спешенные.
Пехота развлекается в штатской лени.
А под этой идиллией – взлихораденно-бешеные
военные приготовления.
Кровавых капель пунктирный путь
ползет по земле, – недаром кругла!
Кто-нибудь кого-нибудь
подстреливает из-за угла.
Целят – в сердце. В самую точку.
Одно стрельбы командирам надо –
бунтовщиков смирив в одиночку,
погнать на бойню к баранье стадо.
Сегодня кровишка мелких стычек,
а завтра в толпы танки тыча,
кровищи вкус война поймет, –
пойдет хлестать с бронированных птичек
железа и газа кровавый помет.
Смотри, выступает из близких лет,
костьми постукивает лошадь-краса.
На ней войны пожелтелый скелет,
и сталью синеет смерти коса.
Мы, излюбленное пушечное лакомство,
мы, оптовые потребители костылей и протез,
мы выйдем на улицу, мы 1 августа
аж к небу гвоздями прибьем протест.
Долой политику пороховых бочек!
Довольно дома пугливо щуплиться!
От первой республики крестьян и рабочих
отбросим войны штыкастые щупальцы.
Мы требуем мира. Но если тронете,
мы в роты сожмемся, сжавши рот.
Зачинщики бойни увидят на фронте
один восставший рабочий фронт.