Товарищ Попов чуть-чуть не от плуга.
Чуть не от станка и сохи.
Он – даже партиец, но он перепуган,
брюзжит баритоном сухим:
«Раскроешь газетину – в критике вся,
любая колеблется глыба.
Кроют. Кого? Аж волосья
встают от фамилий дыбом.
Ведь это – подрыв, подкоп ведь это...
Критику осторожненько должно вести.
А эти критикуют, не щадя авторитета,
ни чина, ни стажа, ни должности.
Критика снизу – это яд.
Сверху – вот это лекарство!
Ну, можно ль позволить низам, подряд,
всем! – заниматься критиканством?!
О мерзостях наших трубим и поем.
Иди и в газетах срамись я!
Ну, я ошибся... Так в тресте ж, в моем,
имеется ревизионная комиссия.
Ведь можно ж, не задевая столпов,
в кругу своих, братишек, –
вызвать, сказать: – Товарищ Попов,
орудуй... тово... потише... –
Пристали до тошноты, до рвот...
Обмазывают кистью густою.
Товарищи, ведь это же ж подорвет
государственные устои!
Кого критикуют? – вопит, возомня,
аж голос визжит тенорком. –
Вчера – Иванова, сегодня – меня,
а завтра – Совнарком!»
Товарищ Попов, оставьте скулеж.
Болтовня о подрывах – ложь!
Мы всех зовем, чтоб в лоб, а не пятясь,
критика дрянь косила.
И это лучшее из доказательств
нашей чистоты и силы.