Стара, коса
стоит Казань.
Шумит бурун:
«Шурум... бурум...»
По-родному тараторя,
снегом лужи намарав,
у подворья в коридоре
люди смотрят номера.
Кашляя в рукава,
входит робковат,
глаза таращит.
Приветствую товарища.

Я в языках не очень натаскан –
что норвежским, что шведским мажь.
Входит татарин: «Я на татарском
вам прочитаю «Левый марш».
Входит второй. Косой в скуле.
И говорит, в карманах порыскав:
«Я – мариец. Твой «Левый»
дай тебе прочту по-марийски».
Эти вышли. Шедших этих
в низкой двери встретил третий.
«Марш ваш –
наш марш.
Я – чуваш,
послушай, уважь.
Марш вашинский
так по-чувашски...»

Как будто годы взял за чуб я –
– Станьте и не пылите-ка! –
рукою своею собственной щупаю
бестелое слово «политика».
Народы, жившие, въямясь в нужду,
притершись Уралу ко льду,
ворвались в дверь, идя на штурм,
на камень, на крепость культур.
Крива, коса
стоит Казань.
Шумит бурун:
«Шурум... бурум...»
1928