Я пролетарий. Объясняться лишне.
Жил, как мать произвела, родив.
И вот мне квартиру дает жилищный,
мой, рабочий, кооператив.
Во – ширина! Высота – во!
Проветрена, освещена и согрета.
Все хорошо. Но больше всего
мне понравилось – это:
это белее лунного света,
удобней, чем земля обетованная,
это – да что говорить об этом,
это – ванная.
Вода в кране –
холодная крайне.
Кран другой
не тронешь рукой.
Можешь холодной мыть хохол,
горячей – пот пор.
На кране одном написано: «Хол.»,
на кране другом – «Гор.».
Придешь усталый, вешаться хочется.
Ни щи не радуют, ни чая клокотанье.
А шайкой поплещешься – и мертвый расхохочется
от этого плещущего щекотания.
Как будто пришел к социализму в гости,
от удовольствия – захватывает дых.
Брюки на крюк, блузу на гвоздик,
мыло в руку и... бултых!
Сядешь и моешься долго, долго.
Словом, сидишь, пока охота.
Просто в комнате лето и Волга –
только что нету рыб и пароходов.
Хоть грязь на тебе десятилетнего стажа,
с тебя корою с дерева,
чуть не лыком, сходит сажа,
смывается, стерва.
И уж распаришься, разжаришься уж!
Тут – вертай ручки:
и каплет прохладный дождик-душ
из дырчатой железной тучки.
Ну ж и ласковость в этом душе!
Тебя никакой не возьмет упадок:
погладит волосы, потреплет уши
и течет по желобу промежду лопаток.
Воду стираешь с мокрого тельца
полотенцем, как зверь, мохнатым.
Чтобы суше пяткам – пол стелется,
извиняюсь за выражение, пробковым матом.
Себя разглядевши в зеркало вправленное,
в рубаху в чистую – влазь.
Влажу и думаю: – Очень правильная
эта, наша, советская власть.