Штыками двух столетий стык
закрепляет рабочая рать.
А некоторые употребляют штык,
чтоб им в зубах ковырять.
Все хорошо: поэт поет,
критик занимается критикой.
У стихотворца – корытце свое,
у критика – свое корытико.
Но есть не имеющие ничего, окромя
красивого почерка.
А лезут в книгу, хваля и громя
из пушки критического очерка.
А чтоб имелось научное лицо
у этого вздора злопыханного –
всегда на столе покрытый пыльцой
неразрезанный том Плеханова.
Зазубрит фразу (ишь, ребятье!)
и ходит за ней, как за няней.
Бытье – а у этого – еда и питье
определяет сознание.
Перелистывая авторов на букву «эл»,
фамилию Лермонтова встретя,
критик выясняет, что он ел
на первое и что – на третье.
– Шампанское пил? Выпивал, допустим.
Налет буржуазный густ.
А его любовь к маринованной капусте
доказывает помещичий вкус.
В Лермонтове, например, чтоб далеко не идти,
смысла не больше, чем огурцов в акации.
Целые хоры небесных светил,
и ни слова об электрификации.
Но, очищая ядро от фразерских корок,
бобы – от шелухи лиризма,
признаю, что Лермонтов близок и дорог
как первый обличитель либерализма.
Массам ясно, как ни хитри,
что, милюковски юля,
светила у Лермонтова ходят без ветрил,
а некоторые – и без руля.
Но так ли разрабатывать важнейшую из тем?
Индивидуализмом пичкать?
Демоны в ад, а духи – в эдем?
А где, я вас спрашиваю, смычка?
Довольно этих божественных легенд!
Любою строчкой вырванной
Лермонтов доказывает, что он – интеллигент,
к тому же деклассированный!
То ли дело наш Степа
– забыл, к сожалению, фамилию и отчество, –
у него в стихах Коминтерна топот...
Вот это – настоящее творчество!
Степа – кирпич какого-то здания,
не ему разговаривать вкось и вкривь.
Степа творит, не затемняя сознания,
без волокиты аллитераций и рифм.
У Степы незнание точек и запятых
заменяет инстинктивный массовый разум,
потому что батрачка – мамаша их,
а папаша – рабочий и крестьянин сразу. –
В результате вещь ясней помидора
обволакивается туманом сизым,
и эти горы нехитрого вздора
некоторые называют марксизмом.
Не говорят – о веревке в журнале повешенного,
не изменить шаблона прилежного.
Лежнев зарадуется – «он про Вешнева».
Вешнев – «он про Лежнева».