Только нога вступила в Кавказ,
я вспомнил, что я – грузин.
Эльбрус, Казбек. И ещё – как вас?!
На гору горы грузи!
Уже на мне никаких рубах.
Бродягой, – один архалух.
Уже подо мной такой карабах,
что Ройльсу – и то б в похвалу.
Было: с ордой, загорел и носат,
старее всего старья,
я влез, веков девятнадцать назад,
вот в этот самый в Дарьял.
Лезгинщик и гитарист душой,
в многовековом поту,
я землю прошёл и возделал мушо́й
отсюда по самый Батум.
От этих дел на вспомнят ни зги.
История – врун даровитый,
бубнит лишь, что были царьки да князьки:
Ираклии, Нины, Давиды.
Стена – и то знакомая что-то.
В тахтах вот этой вот башни –
я помню: я вёл Руставели Шо́той
с царицей с Тамарою шашни.
А после катился, костями хрустя,
чтоб в пену Тереку врыться.
Да это что! Любовный пустяк!
И лучше резвилась царица.
А дальше я видел – в пробоину скал
вот с этих тропиночек узких
на сакли, звеня, опускались войска
золотопогонников русских.
Лениво от жизни взбираясь ввысь,
гитарой душу отверз –
«Мхолот шен эртс рац, ром чемтвис
Моуция маглидган гмертс...»
И утро свободы в кровавой росе
сегодня встаёт поодаль.
И вот я мечу, я, мститель Арсен,
бомбы 5-го года.
Живились в пажах князёвы сынки,
а я ежедневно и наново
опять вспоминаю все синяки
от плёток всех Алихановых.
И дальше история наша хмура́.
Я вижу правящих кучку.
Какие-то люди, мутней, чем Кура́,
французов чмокают в ручку.
Двадцать, а может, больше веков
волок угнетателей узы я,
чтоб только под знаменем большевиков
воскресла свободная Грузия.
Да, я грузин, но не старенькой нации,
забитой в ущелье в это.
Я – равный товарищ одной Федерации
грядущего мира Советов.
Ещё омрачается день иной
ужасом крови и яри.
Мы бродим, мы ещё не вино,
ведь мы ещё только мадчари.
Я знаю: глупость – эдемы и рай!
Но если пелось про это,
должно быть, Грузию, радостный край,
подразумевали поэты.
Я жду, чтоб аэро в горы взвились.
Как женщина, мною лелеема
надежда, что в хвост со словом «Тифлис»
вобьём фабричные клейма.
Грузин я, но не кинто озорной,
острящий и пьющий после.
Я жду, чтоб гудки взревели зурной,
где шли лишь кинто да ослик.
Я чту поэтов грузинских дар,
но ближе всех песен в мире
мне ближе всех и зурн и гитар
лебёдок и кранов шаири.
Строй во всю трудовую прыть,
для стройки не жаль ломаний!
Если даже Казбек помешает – срыть!
Всё равно не видать в тумане.
1924