Этот сорт народа – тих
и бесформен, словно студень, –
очень многие из них
в наши дни выходят в люди.
Худ умом и телом чахл
Петр Иванович Болдашкин.
В возмутительных прыщах
зря краснеет на плечах
не башка – а набалдашник.
Этот фрукт теперь согрет
солнцем нежного начальства.
Где причина? В чем секрет?
Я задумываюсь часто.
Жизнь его идет на лад;
на него не брошу тень я.
Клад его – его талант:
нежный способ обхожденья.
Лижет ногу, лижет руку,
лижет в пояс, лижет ниже, –
как кутенок лижет суку,
как котенок кошку лижет.
А язык?! На метров тридцать
догонять начальство вылез –
мыльный весь, аж может бриться,
даже кисточкой не мылясь.
Все похвалит, впавши в раж,
что фантазия позволит –
ваш катар, и чин, и стаж,
вашу доблесть и мозоли.
И ему пошли чины,
на него в быту равненье.
Где-то будто вручены
чуть ли не – бразды правленья.
Раз уже в руках вожжа,
всех сведя к подлизным взглядам,
расслюнявит: «Уважать,
уважать начальство надо...»
Мы глядим, уныло ахая,
как растет от ихней братии
архи-разиерархия
в издевательстве над демократией.
Вея шваброй верхом, низом,
сместь бы всех, кто поддались,
всех, радеющих подлизам,
всех радетельских подлиз.