Мир опять цветами оброс,
у мира весенний вид
И вновь встает нерешенный вопрос –
о женщинах и о любви.
Мы любим парад, нарядную песню.
Говорим красиво, выходя на митинг.
Но часто под этим, покрытый плесенью,
старенький-старенький бытик.

Поет на собранье: «Вперед, товарищи...
А дома, забыв об арии сольной,
орет на жену, что щи не в наваре
и что огурцы плоховато просолены.
Живет с другой – киоск в ширину,
бельем – шантанная дива.
Но тонким чулком попрекает жену:
– Компрометируешь пред коллективом. –
То лезут к любой, была бы с ногами.
Пять баб переменит в течение суток.
У нас, мол, свобода, а не моногамия.
Долой мещанство и предрассудок!
С цветка на цветок молодым стрекозлом
порхает, летает и мечется.
Одно ему в мире кажется злом –
это алиментщица.
Он рад умереть,
экономя треть,
три года судиться рад:
и я, мол, не я,
и она не моя,
и я вообще кастрат.
А любят, так будь монашенкой верной –
тиранит ревностью всякий пустяк
и мерит любовь на калибр револьверный,
неверной в затылок пулю пустя.
Четвертый – герой десятка сражений,
а так, что любо-дорого,
бежит в перепуге от туфли жениной,
простой туфли Мосторга.

А другой стрелу любви иначе метит,
путает – ребенок этакий –
уловленье любимой в романические сети
с повышеньем подчиненной по тарифной сетке...
По женской линии
тоже вам не райские скинии.
Простенького паренька
подцепила барынька.
Он работать, а ее не удержать никак –
бегает за клёшем каждого бульварника.
Что ж, сиди и в плаче Нилом нилься.
Ишь! – Жених!
– Для кого ж я, милые, женился?
Для себя – или для них? –
У родителей и дети этакого сорта:
– Что родители? И мы не хуже, мол! –
Занимаются любовью в виде спорта,
не успев вписаться в комсомол.
И дальше, к деревне, быт без движеньица –
живут, как и раньше, из года в год.
Вот так же замуж выходят и женятся,
как покупают рабочий скот.
Если будет длиться так за годом годик,
то, скажу вам прямо,
не сумеет разобрать и брачный кодекс,
где отец и дочь, который сын и мама.
Я не за семью. В огне и в дыме синем
выгори и этого старья кусок,
где шипели матери-гусыни
и детей стерег отец-гусак!
Нет. Но мы живем коммуной плотно,
в общежитиях грязнеет кожа тел.
Надо голос подымать за чистоплотность
отношений наших и любовных дел.
Не отвиливай – мол, я не венчан.
Нас не поп скрепляет тарабарящий.
Надо обвязать и жизнь мужчин и женщин
словом, нас объединяющим: «Товарищи».
1926