Гражданин фининспектор! Простите за беспокойство.
Спасибо... не тревожтесь... я постою...
У меня к вам дело деликатного свойства:
о месте поэта в рабочем строю.
В ряду имеющих лабазы и угодья
и я обложен и должен караться.
Вы требуете с меня пятьсот в полугодие
и двадцать пять за неподачу деклараций.
Труд мой любому труду родствен.
Взгляните – сколько я потерял,
какие издержки в моем производстве
и сколько тратится на материал.
Вам, конечно, известно явление «рифмы».
Скажем, строчка окончилась словом «отца»,
и тогда через строчку, слога повторив, мы
ставим какое-нибудь: ламцадрица-ца́.
Говоря по-вашему, рифма – вексель.
Учесть через строчку! – вот распоряжение.
И ищешь мелочишку суффиксов и флексий
в пустующей кассе склонений и спряжений.
Начнешь это слово в строчку всовывать,
а оно не лезет – нажал и сломал.
Гражданин фининспектор, честное слово,
поэту в копеечку влетают слова.
Говоря по-нашему, рифма – бочка.
Бочка с динамитом. Строчка – фитиль.
Строка додымит, взрывается строчка, –
и город на воздух строфой летит.
Где найдешь, на какой тариф,
рифмы, чтоб враз убивали, нацелясь?
Может, пяток небывалых рифм
только и остался что в Венецуэле.
И тянет меня в холода и в зной.
Бросаюсь, опутан в авансы и в займы я.
Гражданин, учтите билет проездной!
– Поэзия – вся! – езда в незнаемое.
Поэзия – та же добыча радия.
В грамм добыча, в год труды.
Изводишь единого слова ради
тысячи тонн словесной руды.
Но как испепеляюще слов этих жжение
рядом с тлением слова-сырца.
Эти слова приводят в движение
тысячи лет миллионов сердца.
Конечно, различны поэтов сорта.
У скольких поэтов легкость руки!
Тянет, как фокусник, строчку изо рта
и у себя и у других.
Что говорить о лирических кастратах?!
Строчку чужую вставит – и рад.
Это обычное воровство и растрата
среди охвативших страну растрат.
Эти сегодня стихи и оды,
в аплодисментах ревомые ревмя,
войдут в историю как накладные расходы
на сделанное нами – двумя или тремя.
Пуд, как говорится, соли столовой
съешь и сотней папирос клуби,
чтобы добыть драгоценное слово
из артезианских людских глубин.
И сразу ниже налога рост.
Скиньте с обложенья нуля колесо!
Рубль девяносто сотня папирос,
рубль шестьдесят столовая соль.
В вашей анкете вопросов масса:
– Были выезды? Или выездов нет? –
А что, если я десяток пегасов
загнал за последние 15 лет?!
У вас – в мое положение войдите –
про слуг и имущество с этого угла.
А что, если я народа водитель
и одновреме́нно – народный слуга?
Класс гласит из слова из нашего,
а мы, пролетарии, двигатели пера.
Машину души с годами изнашиваешь.
Говорят: – в архив, исписался, пора! –
Все меньше любится, все меньше дерзается,
и лоб мой время с разбега крушит.
Приходит страшнейшая из амортизаций –
амортизация сердца и души.
И когда это солнце разжиревшим боровом
взойдет над грядущим без нищих и калек, –
я уже сгнию, умерший под забором,
рядом с десятком моих коллег.
Подведите мой посмертный баланс!
Я утверждаю и – знаю – не налгу:
на фоне сегодняшних дельцов и пролаз
я буду – один! – в непролазном долгу.
Долг наш – реветь медногорлой сиреной
в тумане мещанья, у бурь в кипеньи.
Поэт всегда должник вселенной,
платящий на го́ре проценты и пени.
Я в долгу перед Бродвейской лампионией,
перед вами, багдадские небеса,
перед Красной Армией, перед вишнями Японии –
перед всем, про что не успел написать.
А зачем вообще эта шапка Сене?
Чтобы – целься рифмой и ритмом ярись?
Слово поэта – ваше воскресение,
ваше бессмертие, гражданин канцелярист.
Через столетья в бумажной раме
возьми строку и время верни!
И встанет день этот с фининспекторами,
с блеском чудес и с вонью чернил.
Сегодняшних дней убежденный житель,
выправьте в энкапеэс на бессмертье билет
и, высчитав действие стихов, разложите
заработок мой на триста лет!
Но сила поэта не только в этом,
что, вас вспоминая, в грядущем икнут.
Нет! И сегодня рифма поэта –
ласка и лозунг, и штык, и кнут.
Гражданин фининспектор, я выплачу пять,
все нули у цифры скрестя!
Я по праву требую пядь
в ряду беднейших рабочих и крестьян.
А если вам кажется, что всего дело́в –
это пользоваться чужими словесами,
то вот вам, товарищи, мое стило́,
и можете писать сами!
1926