Пароход подошел, завыл, погудел –
и скован, как каторжник беглый.
На палубе 700 человек людей,
остальные – негры.
Подплыл катерок с одного бочка́.
Вбежав по лесенке хро́мой,
осматривал врач в роговых очках:
«Которые с трахомой?»

Припудрив прыщи и наружность вымыв,
с кокетством себя волоча,
первый класс дефилировал мимо
улыбавшегося врача.

Дым голубой из двустволки ноздрей
колечком единым свив,
первым шел в алмазной заре
свиной король – Свифт.
Трубка воняет, в метр длиной.
Попробуй к такому – полезь!
Под шелком кальсон, под батистом-лино?
поди, разбери болезнь.
«Остров, дай воздержанья зарок!
Остановить велите!»
Но взял капитан под козырек,
и спущен Свифт – сифилитик.

За первым классом шел второй.
Исследуя этот класс,
врач удивлялся, что ноздри с дырой, –
лез и в ухо и в глаз.
Врач смотрел, губу своротив,
нос под очками взмо́рща.
Врач троих послал в карантин
из второклассного сборища.
За вторым надвигался третий класс,
черный от негритья.
Врач посмотрел: четвертый час,
время коктейлей питья.
– Гоните обратно трюму в щель!
Больные – видно и так.
Грязный вид... И вообще –
оспа не привита. –

У негра виски́ ревмя ревут.
Валяется в трюме Том.
Назавтра Тому оспу привьют –
и Том возвратится в дом.
На берегу у Тома жена.
Волоса густые, как нефть.
И кожа ее черна и жирна,
как вакса «Черный лев».
Пока по работам Том болтается,
– у Кубы губа не дура –
жену его прогнали с плантаций
за неотработку натурой.
Луна в океан накидала монет,
хоть сбросся, вбежав на насыпь!
Недели ни хлеба, ни мяса нет.
Недели – одни ананасы.
Опять пароход привинтило винтом.
Следующий – через недели!
Как дождаться с голодным ртом?
– Забыл, разлюбил, забросил Том!
С белой рогожу делит! –
Не заработать ей и не скрасть.
Везде полисмены под зонтиком.
А мистеру Свифту последнюю страсть
раздула эта экзотика.
Потело тело под бельецом
от черненького мясца́.
Он тыкал доллары в руку, в лицо,
в голодные месяца.

Схватились – желудок, пустой давно,
и верности тяжеловес.
Она решила отчетливо: «No!», –
и глухо сказала: «Jes!».
Уже на дверь плечом напирал
подгнивший мистер Свифт.
Его и ее наверх в номера
взвинтил услужливый лифт.
Явился Том через два денька.
Неделю спал без просыпа.
И рад был, что есть и хлеб, и деньга
и что не будет оспы.

Но день пришел, и у кож в темноте
узор непонятный впеплен.
И дети у матери в животе
онемевали и слепли.
Суставы ломая день ото дня,
года календарные вылистаны,
и кто-то у тел половину отнял
и вытянул руки для милостыни.
Внимание к негру стало особое.
Когда собиралась па́ства,
морали наглядное это пособие
показывал постный пастор:
«Карает бог и его и ее
за то, что водила гостей!»
И слазило черного мяса гнилье
с гнилых негритянских костей.

* * *


В политику этим не думал ввязаться я.
А так – срисовал для видика.
Одни говорят – «цивилизация»,
другие – «колониальная политика».
1926