|
Не мне российская делегация вверена, Я – самозванец на конференции Генуэзской. Дипломатическую вежливость товарища Чичерина дополню по-моему – просто и резко. Слушай! Министерская компанийка! Нечего заплывшими глазками мерцать. Сквозь фраки спокойные вижу – паника трясет лихорадкой ваши сердца. Неужели без смеха думать в силе, что вы на конференцию нас пригласили? В штыки бросаясь на Перекоп идти, мятежных склоняя под красное знамя, трудом сгибаясь в фабричной копоти, – мы знали – заставим разговаривать с нами. Не просьбой просителей язык замер, не нищие, жмурящиеся от господского света, – мы ехали, осматривая хозяйскими глазами грядущую Мировую Федерацию Советов. Болтают язычишки газетных строк: «Испытать их сначала...» Хватили лишку! Не вы на испытание даете срок – а мы на время даем передышку. Лишь первая фабрика взвила дым – враждой к вам в рабочих вспыхнули души. Слюной ли речей пожары вражды на конференции нынче затушим?! Долги наши, каждый медный грош, считают «Матэны», считают «Таймсы». Считаться хотите? Давайте! Что ж! Посчитаемся! О вздернутых Врангелем, о расстрелянном, о заколотом память на каждой крымской горе. Какими пудами какого золота оплатите это, господин Пуанкаре? О вашем Колчаке – Урал спросите! Зверством – аж горы вгонялись в дрожь. Каким золотом – хватит ли в Сити?! – оплатите это, господин Ллойд-Джордж? Вонзите в Волгу ваше зрение: разве этот голодный ад, разве это мужицкое разорение – не хвост от ваших войн и блокад? Пусть кладбищами голодной смерти каждый из вас протащится сам! На каком – на железном, что ли, эксперте не встанут дыбом волоса? Не защититесь пунктами резолюций – плотин. Мировая – ночи пальбой веселя – революция будет – и велит: «Плати и по этим российским векселям!» И розовые краснеют мало-помалу. Тише! Не дыша! Слышите из Берлина первый шаг трех Интернационалов? Растя единство при каждом ударе, идем. Прислушайтесь – вздрагивает здание. Я кончил. Милостивые государи, можете продолжать заседание. 1922
|