Я волком бы выгрыз бюрократизм.
К мандатам почтения нету.
К любым чертям с матерями катись
любая бумажка. Но эту...

По длинному фронту купе и кают
чиновник учтивый движется.
Сдают паспорта, и я сдаю
мою пурпурную книжицу.

К одним паспортам – улыбка у рта.
К другим – отношение плевое.
С почтеньем берут, например, паспорта
с двухспальным английским лёвою.

Глазами доброго дядю выев,
не переставая кланяться,
берут, как будто берут чаевые,
паспорт американца.

На польский – глядят, как в афишу коза.
На польский – выпяливают глаза
в тугой полицейской слоновости –
откуда, мол, и что это за
географические новости?

И не повернув головы кочан
и чувств никаких не изведав,
берут, не моргнув, паспорта датчан
и разных прочих шведов.

И вдруг, как будто ожогом, рот
скривило господину.
Это господин чиновник берет
мою краснокожую паспортину.

Берет – как бомбу, берет – как ежа,
как бритву обоюдоострую,
берет, как гремучую в 20 жал
змею двухметроворостую.

Моргнул многозначаще глаз носильщика,
хоть вещи снесет задаром вам.
Жандарм вопросительно смотрит на сыщика,
сыщик на жандарма.

С каким наслажденьем жандармской кастой
был бы исхлестан и распят
за то, что в руках у меня молоткастый,
серпастый советский паспорт.

Я волком бы выгрыз бюрократизм.
К мандатам почтения нету.
К любым чертям с матерями катись
любая бумажка. Но эту...

Я достаю из широких штанин
дубликатом бесценного груза.
Читайте, завидуйте, я – гражданин
Советского Союза.