Вы ушли, как говорится, в мир в иной.
Пустота... Летите, в звезды врезываясь.
Ни тебе аванса, ни пивной.
Трезвость.

Нет, Есенин, это не насмешка.
В горле горе комом – не смешок.
Вижу – взрезанной рукой помешкав,
собственных костей качаете мешок.
– Прекратите! Бросьте! Вы в своем уме ли?
Дать, чтоб щеки заливал смертельный мел?!
Вы ж такое загибать умели,
что другой на свете не умел.
Почему? Зачем? Недоуменье смяло.
Критики бормочут: – Этому вина
то... да сё... а главное, что смычки мало,
в результате много пива и вина. –
Дескать, заменить бы вам богему классом,
класс влиял на вас, и было б не до драк.
Ну, а класс-то жажду заливает квасом?
Класс – он тоже выпить не дурак.
Дескать, к вам приставить бы кого из напосто́в –
стали б содержанием премного одарённей.
Вы бы в день писали строк по сто́,
утомительно и длинно, как Доронин.
А по-моему, осуществись такая бредь,
на себя бы раньше наложили руки.
Лучше уж от водки умереть,
чем от скуки!
Не откроют нам причин потери
ни петля, ни ножик перочинный.
Может, окажись чернила в «Англетере»,
вены резать не было б причины.
Подражатели обрадовались: бис!
Над собою чуть не взвод расправу учинил.
Почему же увеличивать число самоубийств?
Лучше увеличь изготовление чернил!
Навсегда теперь язык в зубах затворится.
Тяжело и неуместно разводить мистерии.
У народа, у языкотворца,
умер звонкий забулдыга подмастерье.
И несут стихов заупокойный лом,
с прошлых с похорон не переделавши почти.
В холм тупые рифмы загонять колом –
разве так поэта надо бы почтить?
Вам и памятник еще не слит, –
где он, бронзы звон или гранита грань? –
а к решеткам памяти уже понанесли
посвящений и воспоминаний дрянь.
Ваше имя в платочки рассоплено,
ваше слово слюнявит Собинов
и выводит под березкой дохлой –
«Ни слова, о дру-уг мой, ни вздо-о-о-о-ха.»
Эх, поговорить бы и́наче
с этим самым с Леонидом Лоэнгринычем!
Встать бы здесь гремящим скандалистом:
– Не позволю мямлить стих и мять! –
Оглушить бы их трехпалым свистом
в бабушку и в бога душу мать!
Чтобы разнеслась бездарнейшая по́гань,
раздувая темь пиджачных парусов,
чтобы врассыпную разбежался Коган,
встреченных увеча пиками усов.
Дрянь пока что мало поредела.
Дела много – только поспевать.
Надо жизнь сначала переделать,
переделав – можно воспевать.
Это время – трудновато для пера,
но скажите вы, калеки и калекши,
где, когда, какой великий выбирал
путь, чтобы протоптанней и легше?
Слово – полководец человечьей силы.
Марш! Чтоб время сзади ядрами рвалось.
К старым дням чтоб ветром относило
только путаницу волос.
Для веселия планета наша мало оборудована.
Надо вырвать радость у грядущих дней.
В этой жизни помереть не трудно.
Сделать жизнь значительно трудней.
1926