Мой образ, друг минувших лет, Да оживет перед тобою! Тебя приветствую, Поэт! Одной постигнуты судьбою, Мы оба бросили тот свет, Где мы равно терзались оба, Где клевета, любовь и злоба Размучили обоих нас! И не далек, быть может, час, Когда при черном входе гроба Иссякнет нашей жизни ключ; Когда погаснет свет денницы, Крылатый, бледный блеск зарницы, В осеннем небе хладный луч! Но се – в душе моей унылой Твой чудный Пленник повторил Всю жизнь мою волшебной силой И скорбь немую пробудил! Увы! как он, я был изгнанник. Изринут из страны родной И рано, безотрадный странник, Вкушать был должен хлеб чужой! Куда, преследован врагами, Куда, обманут от друзей, Я не носил главы своей, И где веселыми очами Я зрел светило ясных дней? Вотще в пучинах тихоструйных Я в ночь, безмолвен и уныл, С убийцей-гондольером плыл1, Вотще на поединках бурных Я вызывал слепой свинец: Он мимо горестных сердец Разит сердца одних счастливых! Кавказский конь топтал меня, И жив в скалах тех молчаливых Я встал из-под копыт коня! Воскрес на новые страданья, Стал снова верить в упованье, И снова дикая любовь Огнем свирепым сладострастья Зажгла в увядших жилах кровь И чашу мне дала несчастья! На рейнских пышных берегах, В Лютеции, в столице мира, В Гесперских радостных садах, На смежных небесам горах, О коих сладостная лира Поет в златых твоих стихах. Близ древних рубежей Персиды, Средь томных северных степей – Я был добычей Немезиды, Я был игралищем страстей! Но не ропщу на провиденье: Пусть кроюсь ранней сединой, Я молод пламенной душой; Во мне не гаснет вдохновенье, И по нему, товарищ мой, Когда, средь бурь мятежной жизни, В святой мы встретимся отчизне, Пусть буду узнан я тобой.
1 Отправляясь из Виллафранки в Ниццу морем, в глухую ночь, я подвергся было опасности быть брошенным в воды.
1822
|