Объехав с концертами Свердловск, и Пермь,
и многие города,
Экспрессом в Челябинск, на энский завод,
приехала кинозвезда.

С экранов театров песня ее
входит в сердца и в дом,
И голос ее, и образ ее
миллионам людей знаком.

И за песенный дар, и за светлый талант,
исполненный глубины,
Высокое званье присвоило ей
правительство нашей страны.

Весть о приезде ее на завод
тотчас разнеслась окрест,
И сели две тысячи человек
в зал на тысячу мест.

Гардеробщики приняли тонны одежд,
настал выступления час.
Перед концертом волненье ее
охватывало каждый раз.

А нынче – столько народу! И вот, –
прекрасной тревоги полна,
Из крошечной комнатки для актеров
на сцену вышла она.

А люди ждали песен ее
и сидели в такой тиши,
Как будто бы в зале на тысячу душ
не было ни души.

И грусть Чайковского хлынула в зал,
с сердцами людей говоря,
И слесаря затаили дыханье,
и ахнули токаря.

Буря оваций взлетела вверх
и разлилась вокруг, –
Били две тысячи человек
в четыре тысячи рук.

И тогда запела она,
волненьем полна вдвойне,
Простые песни, могучие песни,
песни о нашей стране,

О наших делах и о нашей любви,
о ветре далеких дорог.
Когда она смолкла – старик Петров
волненья сдержать не смог.

Он вышел на сцену и кратко сказал:
– Вы пели, товарищ, так...
Мы вам цветы принесли, но цветы –
растенье, трава, пустяк.

И даже лучшим из этих цветов
не выразить наших сердец.
Мы десять тысяч в смену даем
поршневых прочных колец.

И мы ответим своим трудом
песням прекрасным таким
И ровно двенадцать тысяч колец
мы через неделю дадим. –

Конечно, овации вновь поднялись
серебряной стаей вверх,
И по домам своим разошлись
две тысячи человек.

Актриса уехала в Магнитогорск,
о кольцах забыв тотчас,
Решив, что многое можно сказать
в такой торжественный час.

А через неделю поезд ее
обратно в Челябинск примчал,
И снова был переполнен зал,
и голос ее звучал.

И преподнес ей старик Петров –
сияло его лицо –
Двенадцать тысяч двести десятое
поршневое кольцо...

Она всегда имела успех!
Он был грандиозен, друзья.
В городе Курске ей подарили
курского соловья.

Гордый Свердловск благодарил
яшмой и рубином ее.
В Туле ей, маленькой, приподнесли
свирепого вида ружье.

И отдыхали в квартире у ней,
полные красоты,
Мурманские, и тбилисские,
и киевские цветы.

Она привыкла к таким вещам,
но тут, понимаете, тут
Ей люди свой труд принесли в награду
за ее несравненный труд.

Она поняла, что песня ее
в работе им помогла,
И тут, признаться, она всплакнула,
и Петрова она обняла.

А ночью поезд ее умчал,
гудок протяжно орал.
Шел мелкий дождик, и за окном
пробегал молодой Урал.

Она стояла, глядела в окно
и думала, верно, о том,
Что крепко спаяны наши сердца
нашим великим трудом.

И время прошло, и Челябинск вдали,
но, если ей иногда
Вдруг без причины становится грустно,
или ее встречает беда,

Или волненье ей горло сжимает
в концертный тревожный час, –
О том кольце она вспоминает,
и песни ее звучат.
1937