I


Высо́ко в горы вполз У́ж, и лёг там
в сыром ущелье, свернувшись в узел
и глядя в море.
Высоко в небе сияло солнце,
а горы зноем дышали в небо,
и бились волны внизу о камень.
А по ущелью, во тьме и брызгах,
поток стремился навстречу морю,
гремя камнями. Весь в белой пене,
седой и сильный, он резал гору
и падал в море, сердито воя...
Вдруг в то ущелье, где Уж свернулся,
пал с неба Сокол с разбитой грудью,
в крови на перьях. С коротким криком
он пал на землю и бился грудью
в бессильном гневе о твердый камень.
Уж испугался, отполз проворно,
но скоро понял, что жизни птицы
две-три минуты. Подполз он ближе
к разбитой птице, и прошипел он
ей прямо в очи:
– Что, умираешь?
– Да, умираю! – ответил Сокол,
вздохнув глубоко. – Я славно пожил!..
Я знаю счастье!.. Я храбро бился!..
Я видел небо... Ты не увидишь
его так близко!.. Эх ты, бедняга!
– Ну что же – небо? – пустое место...
Как мне там ползать? Мне здесь прекрасно...
тепло и сыро! –
Так Уж ответил свободной птице
и усмехнулся в душе над нею
за эти бредни. И так подумал:
«Летай иль ползай, конец известен:
все в землю лягут, все прахом будет...»
Но Сокол смелый вдруг встрепенулся,
привстал немного и по ущелью
повел очами... Сквозь серый камень
вода сочилась, и было душно
в ущелье темном и пахло гнилью.
И крикнул Сокол с тоской и болью,
собрав все силы:
– О, если б в небо хоть раз подняться!..
Врага прижал бы я... к ранам груди
и... захлебнулся б моей он кровью!..
О, счастье битвы!.. –
А Уж подумал:
«Должно быть, в небе и в самом деле
пожить приятно, коль он так стонет!..»
И предложил он свободной птице:
– А ты подвинься на край ущелья
и вниз бросайся. Быть может, крылья
тебя поднимут, и поживешь ты
еще немного в твоей стихии. –
И дрогнул Сокол и, гордо крикнув,
пошел к обрыву, скользя когтями
по слизи камня. И подошел он,
расправил крылья, вздохнул всей грудью,
сверкнул очами и – вниз скатился.
И сам, как камень, скользя по скалам,
он быстро падал, ломая крылья,
теряя перья... Волна потока
его схватила и, кровь омывши,
одела в пену, умчала в море.
А волны моря с печальным ревом
о камень бились... И трупа птицы
не видно было в морском пространстве...

II


В ущелье лежа, Уж долго думал
о смерти птицы, о страсти к небу.
И вот взглянул он в ту даль, что вечно
ласкает очи мечтой о счастье.
– А что он видел, умерший Сокол,
в пустыне этой без дна и края?
Зачем такие, как он, умерши,
смущают душу своей любовью
к полетам в небо? Что им там ясно?
А я ведь мог бы узнать все это,
взлетевши в небо хоть ненадолго. –
Сказал и – сделал. В кольцо свернувшись,
он прянул в воздух и узкой лентой
блеснул на солнце.
Рожденный ползать – летать не может!..
Забыв об этом, он пал на камни,
но не убился, а рассмеялся:
– Так вот в чем прелесть полетов в небо!
Она – в паденье!.. Смешные птицы!
Земли не зная, на ней тоскуя,
они стремятся высоко в небо
и ищут жизни в пустыне знойной.
Там только пусто. Там много света,
но нет там пищи и нет опоры
живому телу. Зачем же гордость?
Зачем укоры? Затем, чтоб ею
прикрыть безумство своих желаний
и скрыть за ними свою негодность
для дела жизни? Смешные птицы!..
Но не обманут теперь уж больше
меня их речи! Я сам все знаю!
Я – видел небо... Взлетал в него я,
его измерил, познал паденье,
но не разбился, а только крепче
в себя я верю. Пусть те, что землю
любить не могут, живут обманом.
Я знаю правду. И их призывам
я не поверю. Земли творенье –
землей живу я. –
И он свернулся в клубок на камне,
гордясь собою.
Блестело море, все в ярком свете,
и грозно волны о берег бились.
В их львином реве гремела песня
о гордой птице, дрожали скалы
от их ударов, дрожало небо
от грозной песни:
«Безумству храбрых поем мы славу!
Безумство храбрых – вот мудрость жизни!
О смелый Сокол! В бою с врагами
истек ты кровью... Но будет время –
и капли крови твоей горячей,
как искры, вспыхнут во мраке жизни
и много смелых сердец зажгут
безумной жаждой свободы, света!
Пускай ты умер!.. Но в песне смелых
и сильных духом всегда ты будешь
живым примером, призывом гордым
к свободе, к свету! Безумству храбрых
поем мы песню!..
1899