|
...Прямо, думал я одно: быть бы живу! Прямо, думал – до нутра просолюся! А мотались мы тогда по Алжиру С делегацией ЦК профсоюза. Речи-встречи, то да се, кроем НАТО, Но вконец оголодал я, катаясь. Мне ж лягушек ихних на дух не надо, Я им, сукиным детя́м, не китаец! Тут и Мао сам-рассам окосел бы! Быть бы живу, говорю, не до жира! И одно мое спасенье – консервы, Что мне Дарья в чемодан положила. Но случилось, что она, с переляку, Положила мне одну лишь салаку. Я в отеле их засратом, в «Паласе», Запираюсь, как вернемся, в палате, Помолюсь, как говорится, Аллаху И рубаю в маринаде салаку. А на утро я от жажды мычу, И хоть воду мне давай, хоть мочу! Ну, извелся я! И как-то, под вечер, Не стерпел и очутился в продмаге... Я ж не лысый, мать их так! Я ж не вечен, Я ж могу и помереть с той салаки! Вот стою я, прямо злой, как Малюта, То мне зябко в пинжаке, то мне жарко. Хоть дерьмовая, а все же – валюта, Все же тратить исключительно жалко! И беру я что-то вроде закуски, Захудаленькую баночку, с краю. Но написано на ней не по-русски, А по-ихнему я плохо читаю. Подхожу я тут к одной сеньорите: Извините, мол, combien, bitte-dritte, Подскажите, мол, не с мясом ли банка?.. А она в ответ кивает, засранка! И пошел я, как в беспамятстве, к кассе, И очнулся лишь в палате, в «Паласе». Вот на койке я сижу нагишом И орудую консервным ножом! И до самого рассветного часа Матерился я в ту ночь, как собака. Оказалось в этой банке не мясо, Оказалась в этой банке салака! И не где-нибудь в Бразилии «маде», А написано ж внизу, на наклейке, Что, мол, «маде» в СССР, в маринаде, В Ленинграде, рубль четыре копейки! ...Нет уж, братцы, надо ездить поближе, Не на край, рас-перемать его, света! Мы ж им, гадам, помогаем – и мы же Пропадаем, как клопы, через это! Я-то думал – как-никак, заграница, Думал, память, как-никак, сохранится... Оказалось, что они, голодранцы, Понимают так, что мы – иностранцы! И вся жизнь их заграничная – лажа! Даже хуже, извините, чем наша! 1970
|