|
Ой, ну что ж тут говорить, что ж тут спрашивать? Вот стою я перед вами, словно голенький. Да, я с Нинулькою гулял с тети Пашиной, И в «Пекин» ее водил, и в Сокольники. Поясок ей подарил поролоновый И в палату с ней ходил в Грановитую. А жена моя, товарищ Парамонова, В это время находилась за границею. А вернулась, ей привет – анонимочка: Фотоснимок, а на нем – я да Ниночка!.. Просыпаюсь утром – нет моей кисочки, Ни вещичек ее, ни записочки! Нет как нет, Ну, прямо – нет как нет! Я к ней в ВЦСПС, в ноги падаю, Говорю, что все во мне переломано. Не серчай, что я гулял с этой падлою, Ты прости меня, товарищ Парамонова! А она как закричит, вся стала черная: «Я на слёзы на твои – ноль внимания! И ты мне лазаря не пой, я ученая, Ты людя́м все расскажи на собрании!» И кричит она, дрожит, голос слабенький... [А] холуи́ уж тут как тут, каплют капельки: И Тамарка Шестопал, и Ванька Дерганов, И еще тот референт, что из органов, Тут как тут, Ну, прямо, тут как тут! В общем, ладно, прихожу на собрание. А дело было, как сейчас помню, первого. Я, конечно, бюллетень взял заранее И бумажку из диспа́нсера нервного. [А] Парамонова, гляжу, в новом шарфике, [А] как увидела меня – вся стала красная. У них первый был вопрос – «Свободу Африке!», А потом уж про меня – в части «разное». [Ну, ] как про Гану, все – в буфет за сардельками, Я и сам бы взял кило, да плохо с деньгами, А как вызвали меня, я свял от робости, А из зала мне кричат: «Давай подробности!» Все, как есть, Ну, прямо – все, как есть! Ой, ну что тут говорить, что ж тут спрашивать? Вот стою я перед вами, словно голенький. Да, я с племянницей гулял с тети Пашиной, И в «Пекин» ее водил, и в Сокольники. И в моральном, говорю, моем облике Есть растленное влияние Запада. Но живем ведь, говорю, не на облаке, Это ж только, говорю, соль без запаха! И на жалость я их брал, и испытывал, И бумажку, что я псих, им зачитывал. Ну, поздравили меня с воскресением: Залепили строгача с занесением! Ой, ой, ой, Ну, прямо – ой, ой, ой... Взял я тут цветов букет покрасивее, Стал к подъезду номер семь, для начальников. А Парамонова, как вышла, – стала синяя, Села в «Волгу» без меня и отчалила! И тогда прямым путем – в раздевалку я, И тете Паше говорю: мол, буду вечером. А она мне говорит: «С аморалкою Нам, товарищ дорогой, делать нечего. И племянница моя, Нина Саввовна, Она думает как раз то же самое, Она всю свою морковь нынче про́дала И домой по месту жительства о́тбыла». Вот те на, Ну, прямо – вот те на! Я иду тогда в райком, шлю записочку: Мол, прошу принять, по личному делу я. А у Грошевой как раз моя кисочка, Как увидела меня – вся стала белая! И сидим мы у стола с нею рядышком, И с улыбкой говорит товарищ Грошева: «Схлопотал он строгача – ну и ладушки, Помиритесь вы теперь по-хорошему!» И пошли мы с ней вдвоем, как по облаку, И пришли мы с ней в «Пекин» рука об руку, Она выпила «Дюрсо», а я перцовую За советскую семью образцовую! Вот и все! 1963
|