(Из поемы «Шествие»)

Все холоднее в комнате моей,
Все реже слышно хлопанье дверей
В квартире, засыпающей к обеду,
Все чаще письма сыплются соседу,
И у меня – сквозь приступы тоски -
Все реже телефонные звонки.
Теперь полгода жить при темноте,
Ладони согревать на животе,
Писать в обед, пока еще светло,
Смотреть в заиндевелое стекло
И, как ребенку, радоваться дням,
Когда знакомцы приезжают к нам.
Настали дни, прозрачные, как свист
Свирели или флейты: мертвый лист
Настойчиво желтеет меж стволов,
И с пересохших теннисных столов
На берегу, среди финляндских дач
Слетает век, как целулойдный мяч.
Так в пригород и сызнова назад.
Приятно возвращаться в Ленинград
Из путешествий получасовых
Среди кашне, платочков носовых,
Среди газет, пальто и пиджаков,
Приподнятых до глаз воротников
И с цинковым заливом в голове
Пройти у освещенного кафе.
Закончим нашу басню в ноябре.
В остчертевшей, тягостной игре
Не те заводки, выкрики не те,
Прощай-прощай, мое моралите́
(Мысль моя, как белочка и круг)
Какого черта в самом деле, друг!
Ведь не затем же, чтоб любитель книг
тебе вослед мигнул: Философи́к!
И хохотнул, а кто-нибудь с тоской
Сочувственно промолвил бы «На кой».
Так что там о заливе – цвет воды,
И по песку замерзшему следы,
Рассохшиеся дачные столы,
Вода, песок, сосновые стволы,
И ветер все слезит по коре.
Закончим нашу басню в ноябре,
Кота любви подтаскивай к мешку.
Любовников пропустим по снежку.
1961