Гроза прошла. Пылали георгины Под семицветной радужной дугой. Он вышел в сад и в мокрых комьях глины То яблоко пошевелил ногой. В его глазах, как некое виденье, Не падал, но пылал и плыл ранет, И только траектория паденья Вычерчивалась ярче всех планет. Так вот она, разгадка! Вот что значит Предвечная механика светил! Так первый день творения был начат. И он звезду летящую схватил. И в ту же ночь, когда все в мире спало И стихли голоса церквей и школ, Не яблоко, а формула упала С ветвей вселенной на рабочий стол. Да! Так он и доложит, не заботясь О предрассудках каменных голов. Он не допустит сказок и гипотез, Все кривды жерновами размолов. И день пришел. Латынь его сухая О гравитации небесных тел Раскатывалась, грубо громыхая. Он людям досказал все, что хотел. И высоченный лоб и губы вытер Тяжеловесной космой парика. Меж тем на кафедру взошел пресвитер И начал речь как бы издалека. О всеблагом зиждителе вселенной, Чей замысел нам испокон отверст... Столетний, серый, лысый как колено, Он в Ньютона уставил длинный перст. И вдруг, осклабясь сморщенным и дряблым Лицом скопца, участливо спросил: – Итак, плоды осенних ваших яблонь Суть беглые рабы магнитных сил? Но, боже милосердный, что за ветер Умчал вас дальше межпланетных сфер? – Я думал, – Ньютон коротко ответил. – Я к этому привык. Я думал, сэр. 1962
|