А человек, который для меня Теперь никто, а был моей заботой И утешеньем самых горьких лет, Уже бредет, как призрак по окраинам, По закоулкам и задворкам жизни, Тяжелый, одурманенный безумьем, С оскалом волчьим... Боже, Боже, Боже! Как пред тобой я тяжко согрешила! Оставь мне жалость хоть... 1945
|