|
Не явор склонился кудрявым челом В день ясный над чистым потоком, Не сокол присел с перебитым крылом В степи на кургане высоком. Изранен, в крови весь казак молодой, Покинут своими в час ночи. Меж грудами тел на равнине глухой Открыл свои карие очи. И видит: все пусто, безмолвно вокруг, День светлый сиял над равниной; Под небом осенним лишь кой-где, как пух, Носилась в степи паутина. Нет жизни! Лишь трупы да трупы кругом На поле том, кровью облитом, Да конь вороной над своим казаком Стучал и бил в землю копытом. «Гей, конь ты мой, конь вороной, боевой, Подай мне хоть каплю водицы! Ах, вот недалеко, под этой вербой, Я слышу журчанье криницы...» С мучительной жаждой, изранен, без сил Он клял, умирая, судьбину, А конь свою голову ниже склонил И плакал в уста господину. «Гей, конь ты мой, конь вороной, боевой, Меня напоил ты слезами! Но мне уж не жить, – вот орел степовой Взмахнул надо мною крылами». И точно, орел степовой подлетал, Хотел поклевать удалого; Но конь голосисто на птицу заржал – И птица умчалася снова. И слышится вдруг казаку вдалеке Как будто бы конское ржанье... И жизнь закипела опять в казаке: Но снова повсюду молчанье. Назад повернулся вдруг конь вороной, И ржет, и стучит он копытом: Вернулись казаки летучей толпой К товарищам, ночью убитым. И взяли страдальца, и вновь над Сулой Ходил он беспечно за плугом, Женился на милой. А конь вороной Остался по гроб ему другом. ?
|